Театральный город

Вокзал истории

Как опасно смеяться всерьез

(Короткий рассказ о драматурге Николае Эрдмане)

08_10_01

Человек трагической судьбы, автор многочисленных интермедий, сценарист, в том числе кинофильмов «Волга-Волга» и «Веселые ребята» (перед выпуском фильма его фамилию вымарали из титров), Николай Робертович Эрдман умел смешить как никто. Две его пьесы вошли в историю. Современники называли их шедеврами и сравнивали с гениальными комедиями Гоголя. Речь идет о «Мандате» и «Самоубийце». Эти пьесы заставили вспомнить об истоках и традициях в культуре российского театрального «смеха». Они же замкнули цепочку. После них уже было не смешно.

Николай Эрдман начинал как литератор, драматург в 1920-е годы. Эта поразительная эпоха была буквально переполнена искусством. Период «эстетической раскованности, вседозволенности» стал временем, когда одна за другой появлялись новые звезды, творились биографии кумиров, мастеров. Эрдман был человеком скромной внешности, но творческим, ярким, неординарным. Он немного заикался, пользовался огромным успехом у женщин, будучи обворожительно галантным и по-мужски притягательным. Его первой большой работой стала комедия «Мандат» (1924 год).

«Мандат» рассказывал о семье Гулячкина, изо всех сил пытающейся приспособиться к новым жизненным обстоятельствам. Они — обыватели из «бывших», упорно стараются выжить. Стараются как могут, тем самым и смешат, и озадачивают.

Остроумный, сатирический «Мандат» был поставлен в 1925 году в театре великого режиссера Всеволода Мейерхольда (здесь комедия стала сенсацией, покорила и обыкновенных зрителей, и театралов — сам Станиславский признавался, что завидует этой работе театра), затем в Ленинградском академическом театре драмы, а также во многих городах СССР. С «Мандатом» к Эрдману пришло признание. Он оказался на вершине. Мейерхольд сравнивал его с Гоголем и Сухово-Кобылиным, отдавая должное великолепной «литературности» пьесы.

Отчасти благодаря «Мандату» пришла слава и к артисту Эрасту Гарину, впоследствии сыгравшему в «Музыкальной истории», «Золушке» и ставшему одним из самых знаменитых актеров советского театра и кино. Гарин «пропитался» Эрдманом так сильно, что начал немного заикаться, как сам Эрдман. Позднее некоторым казалось, что Гарин и играл Эрдмана, и даже немного изменял эту свою «маску» по мере того, как менялся Эрдман.

Вслед за успешным «Мандатом» Эрдман пишет еще одну пьесу — «Самоубийца», но, увы, ее судьба оказалась горькой и страшной. Современники называли эту пьесу гениальной, ее чрезвычайно высоко ценили Станиславский, Горький, Луначарский. Но от судьбы не уйдешь.

Пьеса «Самоубийца» была завершена в 1928 году, но ее ни разу не поставили и не напечатали при жизни автора. Герой — ничтожный Подсекальников, который нечаянно становится кандидатом в самоубийцы. Домашние принимают ливерную колбасу, о которой он возмечтал ночью и за которой пробрался на полутемную кухню, за револьвер. Находятся люди, вполне обыкновенные, однако желающие «приобщиться к истории». Они-то и пытаются заставить несчастного Подсекальникова совершить героический поступок — покончить с собой, предварительно прописав их пожелания, «воззвания», «протесты» в предсмертной записке. Бунт Подсекальникова похож на анекдот. Да и вся его жизнь, как и жизнь Гулячкина, — сплошная нелепость, анекдот, обидный, однако, для целой системы, зарождающейся в советской стране. Впрочем, не анекдоты ли правят миром Гоголя, создавая космические сотрясения и вынуждая реальность отправиться в метафизический полет? (Тут бы надо вспомнить и полет булгаковской Маргариты, и самого Михаила Афанасьевича, в котором, понятно, Гоголя больше, чем где бы то ни было, но это уведет далеко в сторону от рассказа о жизни Эрдмана.)

В том же 1928 году Мейерхольд собрался поставить «Самоубийцу», но пьесу немедленно запретили. Станиславскому вроде бы разрешили репетиции, но, когда спектакль был почти готов, его закрыли. Власть играла с театром в кошки-мышки. Сталин называл пьесу пустоватой и вредной. В 1932 году Мейерхольд снова предпринимает попытки поставить «Самоубийцу», но ситуация становится безнадежной. Эрдман впадает в немилость.

А потом случилась фатальная ошибка Качалова. Судя по всему, он читал Эрдмана (басни и стихи, написанные Эрдманом и Владимиром Массом) на празднике в Кремле в присутствии самого вождя. Авторов арестовывают. Эрдмана отправляют в ссылку. Несчастный Качалов обречен жить так, словно над его головой занесен топор и кто знает, когда…

Обе пьесы Эрдмана оказываются такими же ссыльными, как он сам. Их разлучили с театром. Больше нет смысла писать. Драматург утверждает, что навсегда оставил это опасное занятие. Однако в начале 30-х он все же совершает еще одну, последнюю попытку — пытается написать комедию «Гипнотизер», но не доводит работу до конца. Почему? Кто знает… Талант был «арестован», заперт в душе и не смог больше выйти на свободу. Или — не стало свободы на долгие, бесконечно долгие времена.

В 1928 году в жизни Эрдмана появляется Ангелина Степанова — красавица, восходящая прима МХАТа. Их роман продлился семь лет. Эрдман был женат, и роман оказался заведомо грустным. Николай Робертович сохранил свыше 200 писем Степановой. Они переписывались во время ссылки, она приезжала к нему, рискуя всем, а в 1934 году ей удалось выхлопотать для Эрдмана перевод в Томск. У самой актрисы сохранилось около 70 его писем.

Во время войны Эрдман был ранен, в госпитале у него началась гангрена. Спасся чудом: мхатовцы сумели выхлопотать для него назначение в Ансамбль песни и пляски НКВД. Одетый в соответствующую форму, глядя на себя в зеркало, он грустно пошутил: «Сам себя арестовывать пришел». В каждой шутке есть доля шутки… Наверное, Эрдмана не оставляло чувство, что прийти за ним могут в любой момент.

Конечно, Эрдман обладал поразительным чувством юмора. Когда он читал свои опусы, слушатели плакали от смеха. Так было со Станиславским, Мейерхольдом, со зрителями его «Мандата». И когда он вместе с Леонидом Утесовым в 1939 году ставил сатирическую комедию в одном действии «Царевна Несмеяна», всем было смешно. Может быть, в Несмеяне была та самая сгущенная обывательская, страшная и тупая сила, которая не умела смеяться и поэтому уничтожала его пьесы, не ведая, что творит. А он продолжал шутить — с серьезным лицом, отстраненно, поставив глухую защиту от мира, лишенного чувства юмора.

Эрдман написал сценарий для фильма «Смелые люди», удостоенный Сталинской премии. Его жизнь понемногу наладилась. Но былая слава ушла и больше никогда не вернулась. Настали иные времена. Эрдмана едва помнили, а кто помнил, тот удивленно спрашивал: «Неужели тот самый?»

Юрий Петрович Любимов признавался, что его театр возник благодаря нескольким людям — интеллигентам, единомышленникам. Среди них был Эрдман. Вместе с Таганкой он проходил историю запретов и расправ. Но это была уже история Таганки, а не Эрдмана.

Сегодня «Самоубийца» снова выходит на сцену. Но того мейерхольдовского успеха больше нет. И, кто знает, почему… Смеяться всерьез нынче не модно.

Автор: Екатерина Бадыгова