Парадная площадь
Свобода движения
О Екатерине Кондауровой заговорили, когда в Мариинском театре случилась революция — в обитель классического балета ворвалась хореография Форсайта. В жесткой, агрессивной пластике Уильяма Форсайта раскрылся темперамент балерины. Тогда ее творческий путь только начинался. С тех пор в репертуар Екатерины вошли работы самых разных хореографов, и многие ее роли отмечены «Золотыми софитами», «Золотой Маской», Призом Бенуа, «Душой танца». Сегодня Екатерина Кондаурова своим танцем украшает большинство премьер Мариинского балета, имея репутацию самой современной балерины.
— Катя, ваш путь от артистки кордебалета до статуса прима-балерины Мариинского театра длился почти 10 лет, тогда как некоторые начинают танцевать ведущие партии уже с первого года в театре. Вы, стоя в кордебалете, не жалели о потерянном времени?
— Нет. Как бы это ни звучало лукаво, я получала удовольствие от всего, что делала: мне нравилось танцевать, участвовать в спектаклях пусть даже в последней линии кордебалета. Это не значит, что я не мечтала о сольном репертуаре, я его жаждала, работала над тем, чтобы он у меня появлялся. Я танцевала сольные партии уже на третий год работы в театре, но при этом никогда не отказывалась от второстепенных ролей — жадность к работе была у меня всегда.
— А изначально балет — это была ваша идея или родителей?
— Балет не был идеей фикс. В детстве я занималась в музыкальной школе роялем и хореографией для общего развития, но по истечении где-то трех лет надо было выбрать что-то одно — невозможно было совмещать школу и все эти занятия. Я выбрала балет, потому что мне было сложно часами сидеть с прямой спиной за роялем, хотя у меня довольно хорошо получалось. Я подумала, что балет намного легче, что танцы веселее. А дальше оказалось, что у меня есть какие-то способности, педагоги стали советовать более профессионально заниматься хореографией.
— Когда вы поняли, что это ваша профессия, что это на всю жизнь?
— Пожалуй, когда выбрала хореографию… У меня даже мысли не было, что меня могут выгнать из училища, что-то может не получиться. Когда меня, москвичку, не приняли в московское училище, мы просто поехали в другое, в Петербург, но катастрофы — жизнь закончилась, что же делать — не было. Когда я училась в школе, почему-то знала, что буду работать в Мариинском театре. Это не самоуверенность, наоборот, я всегда считала свои возможности очень скромными. Просто чувствовала — то, чем я занимаюсь, мое.
— Был ли человек, который вселил в вас эту уверенность или помог ее сохранить?
— Каждый из педагогов, которые со мной работали, давал мне что-то, из чего складывалась моя уверенность, что я могу двигаться дальше и дальше. Начиная с самого первого класса еще непрофессиональных танцев, кто-то какое-то семя закидывал, и постепенно накапливался фундамент. В театре мне очень повезло с педагогами. Первые годы я работала с Ольгой Ивановной Ченчиковой. Для меня всегда была актуальна проблема роста: я пришла в театр такая длинная и неповоротливая… Ольга Ивановна в свое время тоже считалась довольно крупной балериной, но умела как-то собираться и партнеры говорили, что с ней очень легко танцевать. Она передала мне свой опыт. И не только в плане техники. Сейчас я работаю с Эльвирой Геннадиевной Тарасовой — лучшего педагога нельзя и пожелать! Мы понимаем друг друга как в жизни, так и в зале. Мы можем в чем-то не соглашаться, но всегда находим общий результат, который ей как репетитору хочется видеть, а мне как актеру хочется показать.
— Когда вы пришли в театр, знали, что хотите танцевать, были какие-то цели, к которым стремились?
— Я хотела танцевать все — весь сольный репертуар. Но все-таки мечты были соизмеримы с реальностью — сначала вторые партии. Об Одетте-Одиллии сразу не могла и мечтать: и желания не было ее танцевать, и я осознавала, что совсем не готова к этой партии. Чем больше танцевала, тем сильнее росли аппетиты, я стала замахиваться на более серьезные роли — Мехменэ Бану в «Легенде о любви», Никию в «Баядерке».
— В вашем репертуаре есть и современная хореография, и классика. В чем вы чувствуете себя свободнее, где вы на своей территории?
— И там, и там чувствую себя комфортно и уверенно, но, основываясь на отзывах окружающих, современная хореография — более близкое мне направление. Это не значит, что к современному репертуару я не прикладываю никаких усилий. Чтобы танец выглядел легко, уходит так же много работы, и мне бывает одинаково сложно и в современных танцах, и в классических.
— Вы прислушиваетесь к мнению окружающих?
— Зависит от того, что они говорят, кто эти люди и, наверное, от того, в какой момент и как это сказано. Все зависит от ситуации. Но в любом случае то, что говорят о тебе, задевает каким-то образом. Ты можешь не прислушиваться, но иногда каким-то буравчиком это вертится в голове. Артисты очень восприимчивые — несмотря на твердый характер и кажущуюся неприступность, нас очень легко ранить, обидеть или, наоборот, каким-то маленьким словом поднять настроение так, что будешь летать.
— Вы самокритичный человек?
Да.
— Чтобы вы остались довольны своим спектаклем, какие компоненты должны сложиться?
— Должно остаться ощущение удовлетворенности и полного погружения в роль, чтобы ничто не выбивало из спектакля. Естественно, важна техническая составляющая, потому что, если ты в образе, ощущаешь себя перевоплощенным в героя, а у тебя вдруг не получается пируэт и ты падаешь, то все летит насмарку. Важно, как ты чувствуешь зал. Очень важно взаимодействие с партнером — в дуэтном танце один ты не вытянешь спектакль. Когда складывается этот комплекс, спектакль удался.
— Раньше в балете существовала традиция сложившихся дуэтов, когда все спектакли артисты танцевали вместе, как, например, Дудинская с Чабукиани, Уланова с Сергеевым…
— С одной стороны, это неплохая была традиция — когда долго танцуешь с одним партнером и знаешь, где он может тебя упустить или где он поможет, то возникает больше свободы, доверия. Но с другой стороны, это может приедаться. Я предпочитаю в разных спектаклях разных партнеров. Вряд ли с кем-то одним я могла бы танцевать весь репертуар так, чтобы это было интересно и мне, и партнеру, и зрителю. Новый партнер всегда дает какие-то новые ощущения на сцене.
— Взлет вашей карьеры начался с балетов Форсайта. И сейчас говорят, что когда Уильям Форсайт узнает, что вы будете танцевать, сразу продлевает лицензию на исполнение его постановок в Мариинском театре. Что для вас открыла эта встреча?
— Это новый мир, понимание того, как можно использовать свое тело в танце. До балетов Форсайта у нас не было спектаклей, где можно было бы получить такую свободу от движения. Все эти изломы, невероятные балансы, где ты, по идее, не можешь устоять на ногах, для меня сначала были как развлечение. Когда мы начинали репетировать, я была далеко не в первом составе. Но ассистент Форсайта Кэтрин Беннетс, которая с нами занималась, видимо, заметила во мне какую-то нужную для этих балетов черту, и сложилось так, что я вышла в премьерном спектакле. Этот опыт мне дал уверенность, после я стала чувствовать себя на сцене свободнее.
— Вы работали со многими хореографами — Форсайтом, Ратманским, Прельжокажем, Вальц, МакГрегором. Чей стиль вам наиболее близок?
— В каждом из спектаклей этих хореографов есть моменты, которые становятся мне близкими. Но сейчас для чего-то нового я бы, пожалуй, выбрала МакГрегора. У него пластика очень необычная, а его понимание движения и того, как выразить движением что-то, мне очень близко. В нашем репертуаре не так много современных спектаклей, а очень хочется их добавить. Если появится любой новый хореограф, с удовольствием брошусь в авантюру.
— Ассистент МакГрегора, репетировавший в Мариинском театре балет «Инфра», с восторгом отзывался о работе с вами и говорил, что у вас потрясающая энергетика. На ваш взгляд, что такое энергетика танцовщика — это врожденное качество или оно нарабатывается?
— Думаю, это от природы. Конечно, человек не сможет его наработать, если не заинтересован, не увлечен, а делает только какие-то шаблонные вещи, если полностью не вливается в работу, если это не его жизнь и не часть его нутра. Я просто получаю удовольствие от того, что делаю, и новые идеи меня очень увлекают.
— Что вам интереснее готовить — роли в сюжетных спектаклях или бессюжетную хореографию?
— Конечно, сюжетные спектакли. Особенно с возрастом они мне очень нравятся. Когда я готовлюсь к роли, изучаю информацию, которая может помочь, читаю книги, смотрю все, что может быть связано с этой эпохой — костюмы, прически (чаще всего я сама причесываюсь). А кино, если оно уже было сделано по книге, стараюсь не смотреть, по крайней мере до премьеры, до того, как у меня сложится образ, моя картинка. Чтобы ни от кого не заимствовать. Ведь фильмы бывают далеки от того, что на бумаге, а мы как актеры легко копируем: если тебе что-то нравится, то это откладывается, а потом ты непроизвольно делаешь то же самое.
— Вас очень часто можно встретить в театре, в отличие от многих ваших коллег…
— Очень люблю ходить на балет. Часто те, кто работает в этой сфере, говорят: «Мы и так целый день с балетом, нам этого хватает». А мне нужно понимать, как выглядит спектакль со стороны, как он меняется, когда его танцуют разные люди. Когда я нахожусь в спектакле, мне нужно знать, как я могу с этими людьми контактировать. Поэтому когда в наш город кто-то приезжает, а у меня выдается свободный вечер, с удовольствием иду смотреть.
— Кроме балета, что вас интересует как зрителя?
— Мне очень нравится драматический театр. В последнее время из-за травмы у меня была возможность больше бывать в театре, и меня увлек Малый драматический театр — спектакли Додина. Пересмотрела почти всего Чехова и получила огромное удовольствие. Меня всегда впечатляло, как люди могут выражать себя посредством речи, голоса, практически без движений. Это совсем другое в сравнении с тем, что делаем мы. Когда ты 24 часа в театре, то как бы ты ни хотел смотреть на происходящее вокруг, на это не хватает времени и сил. А сейчас у меня была такая возможность — смотреть, читать, впитывать новые идеи, мысли других людей. Я отдалилась от своего театра, видение начало развиваться в другую сторону, кругозор расширился.
— Помимо театра у вас есть какие-то свои проекты?
— Работаю сейчас над несколькими идеями, но пока рано о них говорить — они еще не вышли в свет. Мне нравится дизайн, я часто придумываю одежду для себя — у меня есть мастер, которая шьет и реализует мои идеи.
— Какие планы на этот сезон?
— Для начала очень важно полностью восстановиться, чтобы вернуться к той форме, в которой я была до травмы, или даже лучше, потому что сейчас я понимаю, что мне дан шанс начать все с нуля. Когда ты танцуешь, со временем начинаешь делать все «по накатанной», а сейчас, поскольку поменялось тело, у меня как будто новый аппарат, и я могу заново делать роли. И в голове произошла какая-то перестройка, поэтому роли могут получиться совсем другими. Я изголодалась по работе, по танцам, у меня накопилось многое, что хочется сказать.