Парадная площадь

Страсть и темперамент Леонида Алимова

Обломов, Оргон, Фамусов, Тригорин, Веничка, булгаковский Берлиоз, Ляпкин-Тяпкин, Полоний, Макбет, Ник Мотовило из «Сна в летнюю ночь» — одно только перечисление ролей Леонида Алимова говорит о разнообразии и масштабе его актерского дарования. Участвуя в постановках крупнейших современных режиссеров на разных сценах города, Алимов успевает немало сниматься в кино и на телевидении. А пару лет назад дебютировал как режиссер, поставив спектакль «Сталин. Ночь» в театре «Балтийский дом». На одноименном фестивале, проходившем в октябре этого года (XXV фестиваль «Балтийский дом»), Алимов показал свою третью режиссерскую работу — спектакль «Воскресение» по роману Толстого, поставленный им в китайском «Театре № 13» в городе Гуанчжоу. Режиссура в его биографии уже не кажется случайностью — с этого и началась наша беседа.

Беседовал Александр Платунов

«Москва – Петушки»

— Леонид, вы — один из лучших актеров города…

— Спасибо. Я смущен.

— …судя по ролям, по нескольким номинациям на «Софит»… да я, в конце концов, собственным глазам верю больше, чем номинациям. И мне всегда жаль, когда хороший артист, находящийся в хорошем мужском возрасте, в самом расцвете, начинает заниматься режиссурой. Это ведь до добра многих не доводило в истории нашего театра… Скажите, почему?

— Ну, должен заметить, что многие артисты, находящиеся в самом расцвете мужском и актерском — Константин Сергеевич Станиславский, Юрий Петрович Любимов, Олег Николаевич Ефремов, — стали заниматься режиссурой. И добра все-таки много было на их пути! Ни в коем случае себя к ним не приравниваю, боже упаси… Просто есть какие-то поводы, по которым я не могу не высказаться. К примеру, у нас в «Балтийском доме» на Малой сцене идет спектакль «Сталин. Ночь». Давно я носился с этой идеей, мне жутко нравилась проза Виктора Платоновича Некрасова и я был уверен: такой спектакль, с ярко выраженным антитоталитарным высказыванием, сегодня просто необходим! Мне хотелось это сделать, и спасибо, что театр пошел навстречу. Потом мы сделали спектакль по Довлатову, но, к сожалению, из-за принципиальной позиции дочери Сергея Донатовича, Екатерины Сергеевны, он был снят после двух показов.

Ни в коем случае не собираюсь бросать основную профессию, но когда мне кто-то не помогает высказаться — нет режиссера, а при этом есть текст, которым хочется поделиться (я, признаюсь, очень литературоцентричный человек), тогда приходится рассказывать историю самому.

— И как же китайский театр появился на вашем пути?

— Дирекция «Театра № 13» из Гуанчжоу практически случайно увидела наш спектакль про Сталина, и у них возникло огромное желание пригласить именно этот спектакль к себе на гастроли. Были долгие переговоры, и все-таки, так скажем, социально-политическая составляющая спектакля вызвала вопросы. Арт-руководство было за, а руководство главное — против. И пришли к компромиссу. Я поставил на сцене их театра спектакль по русской классической прозе, со своей постановочной командой — это было их условие! Они, правда, напоследок приберегли еще один сюрприз: чтобы я и инсценировку написал. А потом… потом они долго выбирали название. Оказывается, выбирали между Достоевским и Толстым! Победила «партия Толстого»…

— Думаю, победила Китайская коммунистическая партия — Сталин не проник на их сцену!

— Да уж (смеется)… Если серьезно, то нужно сказать, что впоследствии театр оказался очень доволен моей инсценировкой. Их беспокоило (и я их понимаю), что именно я намерен вычленить из такого огромного романа. Да, естественно, пришлось отказаться от многих важных линий — Нехлюдов и официальная церковь, Нехлюдов и крестьянский вопрос и т. д. Я сосредоточился на основной линии — Нехлюдов и Маслова, и уже эти герои втягивали, как в воронку, остальных участников этой драмы! Или, если хотите, высокой мелодрамы. Конечно, история о том, как богатый барин надругался над невинной служанкой и вверг ее в пучину унижений, а потом, увидев ее через 10 лет, стал мучиться и раскаиваться от содеянного, выглядит, признаемся, очень мелодраматической. Но именно она-то и вызывает невероятный отклик как у китайских артистов, так и у китайских зрителей!

«Макбет»

— Надо понимать, что у них такой театр, как наш, то есть, как они обозначают, театр разговорной драмы, не сильно востребован?

— Не сильно, факт! К тому же билет в пересчете на наши деньги стоит примерно две тысячи рублей — для них это дороговато. Сами артисты тоже получают весьма скромную зарплату, кстати, практически идентичную среднестатистической зарплате российских актеров, а потому все обязательно работают еще и «на стороне»: ведут кружки самодеятельности при всяческих предприятиях, снимаются в сериалах и т. д. Но я просто низко кланяюсь всем без исключения сотрудникам родного уже теперь мне театра, потому как не устаю повторять: за время работы в Гуанчжоу я убедился, что они занимаются, по сути, подвижнической деятельностью — прививают современным китайцам любовь к абсолютно неведомому им миру драматического театра. В Китае невероятно сильны традиции местной национальной оперы, цирка, даже эстрады, но Театр Драматический, или, как недаром они его называют, Театр Разговорной Драмы, по крайней мере в Южном Китае, пока еще юн. Он в буквальном смысле (простите за пафос) пробивает себе дорогу к сердцам и душам простых китайцев…

Кстати, об опере. Очень любопытное само по себе и ни на что не похожее зрелище — местная Южно-Китайская национальная опера! Она настолько древняя, что спектакли идут в сопровождении титров, поскольку никто из нынешних жителей не знает, да и не может знать тот старинный язык, на котором исполняются арии. Язык этот мертвый, на нем не говорят, а лишь механически передают из поколения в поколение, заучивая музыку и слова в специальных закрытых школах. Туда определяют детишек в пятилетнем возрасте, и помимо музыки их обязательно обучают всевозможным видам единоборств, акробатике и прочим спортивно-цирковым штукам! Так вот именно этот сплав и есть Южно-Китайская опера, которую местное население настоятельно просит не путать с Пекинской оперой! Но поверьте — зрелище это ни на что не похожее…

«Тартюф»
Фото Виктора Васильева

— Работа с китайскими артистами что-то новое для вас открыла?

— Для себя я точно открыл, вернее, в очередной раз подтвердил, что путь продвижения к сути человека, к его самым сокровенным чувствам и мыслям, путь, на котором актер бы полностью открылся и заполнил собою роль, то есть персонаж вошел бы в артиста, а артист в персонажа, — это самый верный и правильный путь. Других способов стать интересным для зрителя я пока и не вижу. Чем глубже, тем вернее!

Ну и, конечно, это приключение: опыт этой постановки — за 8 тысяч километров от дома, на чужом языке, в котором ты не можешь зацепиться ни за единое словечко, в непереносимом климате — не уйдет от меня никуда и никогда. И тем ценнее результат! А он для меня очевиден. Я нашел общий язык с актерами, смог, как мне кажется, передать им какие-то свои знания и желания, а они, что невероятно дорого, открылись мне, доверились. Как итог — вот такой спектакль, с китайскими актерами, но с подлинными русскими страстями и переживаниями!.. Хотя, признаюсь, и неожиданного было много. К примеру, для них было просто потрясением, что я во время репетиции все время выскакиваю на площадку и что-то показываю, могу приобнять актера или актрису. А уж когда встал на колени (просто так было удобнее объяснить ситуацию), в репетиционном зале повисло недоумение…

«Макбет»

— Режиссер не может становиться на колени перед артистом? Что-то в этом есть!

— Не может! Повторюсь, что когда я начал бегать из зала на сцену, показывать и объяснять, они были просто в оторопи, а я-то по-другому не могу и не умею…

— То есть у них режиссер должен быть важным генералом?

— Да, такова традиция, и ничего с этим не поделаешь… Ну, например, можете ли вы представить, что в день нашей первой сценической репетиции помреж положил мне на стол лазерную указку, чтобы я не сходя с места мог показывать актеру, куда ему нужно встать на сцене?! Конечно, кто-нибудь из моих коллег был бы и рад такому «подарку» (смеется), но только не я!

— Вы ученик Льва Абрамовича Додина, долгое время у него работали, а Лев Абрамович — великий режиссер, со всей ответственностью это заявляю! Вас не смущало, что вы такого режиссера в работе видели, или, наоборот, вы в чем-то следовали за ним? Одним словом, какие у вас взаимоотношения с Мастером?

— Честно скажу: всем, что я хоть как-то умею в профессии, я обязан ему. Когда я был молодой и дерзкий, мне казалось (и это естественно), что Старик — хотя какой он на тот момент был старик? — что-то все не то говорит и не тому учит, но ведь это обычная история, правда? А потом я очень быстро, особенно оказавшись вне стен МДТ и поработав в других театрах, окончательно убедился: те художественные, эстетические и этические принципы, что прививались нам в Мастерской, с одной стороны, универсальны, а с другой — настолько точны и верны, что не следовать им просто глупо. Интерес к человеку, погружение в материал, въедливость… А разбор и анализ пьесы! Здесь Льву Абрамовичу просто равных нет! Конечно, я на все это ориентируюсь и как могу этому следую!

«Москва – Петушки»

— Вы работали с разными режиссерами, причем с какими: Додин, Фокин, Жолдак, Персеваль, Пуркарете, Вайткус — все разные! Этот опыт как-то на вас влияет — то, что вы наблюдали в работе разносистемных режиссеров?

— Конечно! И я просто счастлив, что судьба сложилась именно так, что я имел и (тьфу-тьфу-тьфу) имею возможность с ними работать. Это же счастье невероятное — репетировать и сравнивать методы работы, к примеру, Льва Абрамовича Додина и Валерия Владимировича Фокина! Насколько они на первый взгляд непохожи, но в то же время… Знаете, определенно могу сказать: всех выдающихся режиссеров объединяет одно — подлинная страсть и темперамент! Да, именно так — страсть и темперамент. И за такими людьми я готов идти в огонь и воду. Или Люк Персеваль!.. Какое уважение к актеру! Какое погружение в материал! При этом абсолютно своя «оптика». То и дело диву даешься: «Как он это смог увидеть в этой сцене?» Просто дух захватывает. Вообще, полтора месяца работы над «Макбетом» — одно из лучших воспоминаний и один из самых серьезных профессиональных уроков в жизни.

— А Сильвиу Пуркарете?

— Еще один метод работы и опять-таки ни на кого не похожий! На моих глазах спектакль огромной формы рождался как невероятный ковер, который десяток ткачей ткут маленькими стежками, а в итоге уже через несколько дней мы видим очень сложносочиненную и разветвленную картину! И опять-таки невероятно заводной и горячий человек, настолько горячий, что даже казалось иногда — все, достаточно… При этом при всей эмоциональности он точно знает каждый последующий шаг. На каждую репетицию готовится подробный план, и он во что бы то ни стало следует ему и добивается его выполнения! И море обаяния…

— Теперь про самых буйных… про Жолдака скажите.

— Это действительно самый… буйный! В самом хорошем смысле этого слова (смеется). Буйная фантазия, человек-фейерверк… Сначала кажется, что человек играет, что так не может быть, а потом понимаешь: нет, он — настоящий, он и вправду не может по-другому. Весь спектакль Андрей сочиняет «здесь и сейчас». Да, конечно, он приходит на репетицию с какими-то заготовками, но потом начинается импровизация! Поэтому и все его спектакли идут по 6-8 часов, и он не может их сокращать: ему становится жалко родившегося во время репетиций…

«Верю. Не верю...»

— Мне Фокин рассказывал, что сидел на девятичасовой «Бовари» и на бумажке отмечал, какие сцены надо вычеркнуть. Жолдак по этой бумажке потом сокращал, потому что сам не может сократить — ему дорога каждая секунда.

— Вот в это могу поверить. Наш нашумевший спектакль «Москва — Петушки» в первоначальном варианте тоже шел более шести часов!

— А каков Жолдак в работе с актерами? Он же проповедует новую теорию актерской игры и лекции читает на эту тему…

— Он нам эту лекцию сразу же и прочел, и я должен сказать, под несколько недоуменными взглядами многих товарищей. Объясню почему: потому что он и пишет так же, как ведет репетиции, — начинает с каких-то логических и более-менее внятных построений, а потом все это переходит в какие-то бурлящие и ничем не сдерживаемые фантазии. По мне, эта сверхчувственность, движение за собственным сердцем, а не за разумом, не всегда помогает, к примеру, в работе с актером. Но это его метод, в конце концов! Слово, например, почти всегда для него малоценно, ценен тот порыв, который это слово в нем вызывает. Я несколько иначе на это смотрю… Но в любом случае Жолдак — единственный в своем роде, и это прекрасно!

«Тартюф»
Фото Виктора Васильева

— Какие-то новые режиссерские планы и идеи у вас сейчас зреют?

— Повторюсь, я — литературоцентричный человек. Как говорил изумительный поэт Борис Чичибабин, «Мне рай у книжных полок». Все мои режиссерские планы связаны прежде всего с русской прозой. Не секрет, что взлет отечественного театра в середине прошлого века не в последнюю очередь был связан и с тем, что театр обратился к современной на тот момент прозе. Большой прозе. Великие спектакли Додина, Товстоногова, Любимова были поставлены по выдающимся книгам Абрамова, Трифонова, Тендрякова, Можаева, Васильева, Шукшина. Я считаю, что и сейчас театру просто необходимо призвать на помощь родную словесность. Пишут хорошо и сейчас. Просто нужно читать! Я бы попытался, например, как-то совладать и перенести на сцену один из романов Сенчина. Абсолютно прекрасен Александр Терехов. Но ведь, по большому счету, ничего и из наследия таких титанов прошлого, как Солженицын, Домбровский, Юрий Кузнецов, на театре тоже ведь не осмыслено!

Или как я долго всем предлагал и уверял, что современнее вещи, чем «Кому на Руси жить хорошо», и придумать нельзя, но… В итоге спектакль по поэме Некрасова только что выпустил в Москве Серебренников, и говорят, очень интересный!

Одним словом, если найдутся единомышленники и счастливо сойдутся звезды, очень хочется, чтобы это был спектакль по одной из тех трех замечательных книг, которые уже у меня инсценированы и просто рвутся на сцену.

Ну а если серьезно, то ближайшая моя актерская премьера — «Зойкина квартира» в постановке Юрия Ядровского в «Балтийском доме». Я там репетирую роль Гуся-Ремонтного, этакого Лопахина времен НЭПа. А в январе в Театре на Васильевском я как режиссер выпускаю спектакль «Эти свободные бабочки» — как вы понимаете, совсем не по русской пьесе, но тем не менее замечательной, и с блестящей актерской компанией. Так что планов громадье, и… ходите в театры! Там интересно!!!