Театральный город

Проспект премьер

Не крадите, принцы, дочерей у чародеев…

«Ворон» Карло Гоцци — Основная сцена Александринского театра. Режиссер Николай Рощин

Премьера — 12 сентября 2015 года

«Ворон» — сказка довольно мрачная. Король Миллон (Валентин Захаров) на охоте случайно подстрелил ворона, который был предназначен людоеду. В ярости людоед проклинает охотника, говоря, что не будет ему покоя, пока не разыщет он красавицу с кожей белой, как мрамор, с волосами черными, как вороновы перья, и с губами алыми, как кровь его. С тех пор Миллон впал в отчаяние. Брат Миллона — Дженнаро (Тихон Жизневский) отправляется на поиски красавицы. После долгих странствий он находит ее и крадет у отца, чародея Норандо (Виктор Смирнов). Норандо, в свою очередь, насылает жестокое проклятие на Дженнаро. В сказке также участвуют фантастические драконы и чудища. Действие полно превращений, убийств и самоубийств.

Персонажи спектакля одеты в темные костюмы, сцена погружена в темноту. Из темноты то тут, то там выдвигаются разного рода механизмы и машины, эффектные и иногда откровенно пугающие. Тут и огромный остов корабля с насаженными на пики черепами (несчастные красавицы, которые не подошли под описание людоеда), с распятым на мачте скелетом старика и клеткой, в которой сидит несчастная Армилла (Полина Теплякова), с ног до головы закутанная в белые одежды. Тут и исполинское морское чудовище, сделанное в виде гильотины с вращающимися круглыми глазами и ярко-красным языком, и механическое подобие дракона, которое спускается с колосников и из которого потом сыпятся кровавые хлопья… Обилие механических чудес в критике на спектакль назвали «ретрофутуром», оценив искусство «древней» театральной машинерии, мастерски реконструированное на современной сцене. Механизмы издают звуки — вовсю скрипят, шелестят и скрежещут. Театральным машинам присвоен характер равнодушного и злого мира. Действие сопровождается фонтанами «крови», при виде которых, невзирая на их деланую наивность, невозможно не содрогаться.

7_15_01

«Ворон»

Режиссер, без сомнения, добавляет сказке жестокости. Изобретательно додумана сцена пыток Дженнаро. Убийство Армиллы превращено в откровенный ужас: ее закалывает Миллон и струя крови льется на каменный куб, где заточен Дженнаро. (В сказке Гоцци Армилла закалывает себя сама.) По воле Дженнаро, главного героя и спасителя (!), убивают несчастную арапку Смеральдину, с хрустом перерезая ей горло остовом корабля. Самого Дженнаро пытают по приказу его брата, деловито отрезая ногу, вырывая язык и удушая каким-то белесым газом…

Спектакль грубоват, но тем самым удивительно красив и впечатляюще эффектен.

Кровь хлещет и из горла арапки (Полина Теплякова), которая заявляется к Дженнаро, чтобы сообщить о проклятии. Сцена окутана мраком, по полу клубится белесый дым, Смеральдина в белоснежной одежде неспешно направляется к насмерть перепуганному Дженнаро, потрясая собственной отрубленной головой и посмеиваясь. Да, в пьесе она оставалась жива, а о проклятии сообщали две голубки. Но какие же могут быть голубки в мире, представленном Николаем Рощиным? Голубки — в прошлом, из которого до нас дошел и отлично вписался в настоящее страшный призрак убитой арапки.

Крупные маски с веревочными волосами скрывают от зрителей лица актеров. Лишь волшебник Норандо без маски. Он — одновременно настоящий «крестный отец» всей этой истории и театральный «маэстро». Черные очки, достоинство власти и традиционный пафос превращают его в нечто «неубиенное». Хозяин балагана в маске не нуждается.

Может быть, все это немного замаскированный, стилизованный Армагеддон?

Мир спектакля нарочито груб и прост. «Ужас» — деланный, рукотворный, задуманный для «перепуга»… Это разоблачение кошмара. «Гротеск», — говорят знатоки, «Постмодерн», — добавляют эстеты.

А зритель безошибочно чувствует и радостно аплодирует пародийной сути представления. Все нелепо, все смешно, все карикатурно. Из старинной сказки, когда-то полной иллюзий и интриг, вынута пустота, это все, что осталось.

Игра построена провокативно и иронично. Страшно? Неприятно? Скорее любопытно и немного забавно. Персонажи в масках то и дело кого-то напоминают. Они «гуляют» по сцене, как по сумрачной площади. Они выстраиваются в диковатое «шествие» и следуют вереницей за «раненой» Панталоной (Елена Немзер), которая костылями и каблуками отбивает строгий чеканный ритм. Это ритм шагов Командора? Или шаги «идейного вождя», гораздо более страшные, чем любая потусторонняя мистика?

Необыкновенный спектакль вызывает смешанные чувства, словно вы попали в мир театральных фантазий… или нет — в мир потрясающих разоблачений, простых механизмов, которые глумятся над естеством… или нет — в мир остроумного театра, который лукавит… Вы даже смеетесь, но чувствуете, что вам подстроили красивую интеллектуальную западню и нужно всерьез потрудиться над собой, чтобы вырваться из этого плена и, может быть, спастись.

Автор: Екатерина Бадыгова