Проспект премьер

Не крадите, принцы, дочерей у чародеев…

«Ворон» Карло Гоцци — Основная сцена Александринского театра. Режиссер Николай Рощин

Премьера — 12 сентября 2015 года

«Ворон» — сказка довольно мрачная. Король Миллон (Валентин Захаров) на охоте случайно подстрелил ворона, который был предназначен людоеду. В ярости людоед проклинает охотника, говоря, что не будет ему покоя, пока не разыщет он красавицу с кожей белой, как мрамор, с волосами черными, как вороновы перья, и с губами алыми, как кровь его. С тех пор Миллон впал в отчаяние. Брат Миллона — Дженнаро (Тихон Жизневский) отправляется на поиски красавицы. После долгих странствий он находит ее и крадет у отца, чародея Норандо (Виктор Смирнов). Норандо, в свою очередь, насылает жестокое проклятие на Дженнаро. В сказке также участвуют фантастические драконы и чудища. Действие полно превращений, убийств и самоубийств.

Персонажи спектакля одеты в темные костюмы, сцена погружена в темноту. Из темноты то тут, то там выдвигаются разного рода механизмы и машины, эффектные и иногда откровенно пугающие. Тут и огромный остов корабля с насаженными на пики черепами (несчастные красавицы, которые не подошли под описание людоеда), с распятым на мачте скелетом старика и клеткой, в которой сидит несчастная Армилла (Полина Теплякова), с ног до головы закутанная в белые одежды. Тут и исполинское морское чудовище, сделанное в виде гильотины с вращающимися круглыми глазами и ярко-красным языком, и механическое подобие дракона, которое спускается с колосников и из которого потом сыпятся кровавые хлопья… Обилие механических чудес в критике на спектакль назвали «ретрофутуром», оценив искусство «древней» театральной машинерии, мастерски реконструированное на современной сцене. Механизмы издают звуки — вовсю скрипят, шелестят и скрежещут. Театральным машинам присвоен характер равнодушного и злого мира. Действие сопровождается фонтанами «крови», при виде которых, невзирая на их деланую наивность, невозможно не содрогаться.

«Ворон»

Режиссер, без сомнения, добавляет сказке жестокости. Изобретательно додумана сцена пыток Дженнаро. Убийство Армиллы превращено в откровенный ужас: ее закалывает Миллон и струя крови льется на каменный куб, где заточен Дженнаро. (В сказке Гоцци Армилла закалывает себя сама.) По воле Дженнаро, главного героя и спасителя (!), убивают несчастную арапку Смеральдину, с хрустом перерезая ей горло остовом корабля. Самого Дженнаро пытают по приказу его брата, деловито отрезая ногу, вырывая язык и удушая каким-то белесым газом…

Спектакль грубоват, но тем самым удивительно красив и впечатляюще эффектен.

Кровь хлещет и из горла арапки (Полина Теплякова), которая заявляется к Дженнаро, чтобы сообщить о проклятии. Сцена окутана мраком, по полу клубится белесый дым, Смеральдина в белоснежной одежде неспешно направляется к насмерть перепуганному Дженнаро, потрясая собственной отрубленной головой и посмеиваясь. Да, в пьесе она оставалась жива, а о проклятии сообщали две голубки. Но какие же могут быть голубки в мире, представленном Николаем Рощиным? Голубки — в прошлом, из которого до нас дошел и отлично вписался в настоящее страшный призрак убитой арапки.

Крупные маски с веревочными волосами скрывают от зрителей лица актеров. Лишь волшебник Норандо без маски. Он — одновременно настоящий «крестный отец» всей этой истории и театральный «маэстро». Черные очки, достоинство власти и традиционный пафос превращают его в нечто «неубиенное». Хозяин балагана в маске не нуждается.

Может быть, все это немного замаскированный, стилизованный Армагеддон?

Мир спектакля нарочито груб и прост. «Ужас» — деланный, рукотворный, задуманный для «перепуга»… Это разоблачение кошмара. «Гротеск», — говорят знатоки, «Постмодерн», — добавляют эстеты.

А зритель безошибочно чувствует и радостно аплодирует пародийной сути представления. Все нелепо, все смешно, все карикатурно. Из старинной сказки, когда-то полной иллюзий и интриг, вынута пустота, это все, что осталось.

Игра построена провокативно и иронично. Страшно? Неприятно? Скорее любопытно и немного забавно. Персонажи в масках то и дело кого-то напоминают. Они «гуляют» по сцене, как по сумрачной площади. Они выстраиваются в диковатое «шествие» и следуют вереницей за «раненой» Панталоной (Елена Немзер), которая костылями и каблуками отбивает строгий чеканный ритм. Это ритм шагов Командора? Или шаги «идейного вождя», гораздо более страшные, чем любая потусторонняя мистика?

Необыкновенный спектакль вызывает смешанные чувства, словно вы попали в мир театральных фантазий… или нет — в мир потрясающих разоблачений, простых механизмов, которые глумятся над естеством… или нет — в мир остроумного театра, который лукавит… Вы даже смеетесь, но чувствуете, что вам подстроили красивую интеллектуальную западню и нужно всерьез потрудиться над собой, чтобы вырваться из этого плена и, может быть, спастись.

Автор: Екатерина Бадыгова