Проспект премьер

Калейдоскоп души

Tate modern, Авторский театр
Режиссер — Олег Дмитриев. Премьера — 6 октября 2015 года на Камерной сцене МДТ

Tate modern

Как же все-таки прекрасно, когда спектакли провоцируют размышления. Выхожу из театра и думаю: а ведь жизнь и правда, как калейдоскоп. Вокруг все мелькает, меняется, возникают и исчезают картинки. И неважно, где ты находишься, — в Лондоне, в центре Петербурга или, например, в Купчино. Важно то, какие цвета в этой жизни ты видишь — черно-белые или не только, — и успеваешь ли за переменами цвета.

Молодой драматург Юлия Савиковская, а вместе с ней и режиссер Авторского театра Олег Дмитриев в спектакле Tate modern предложили нам подумать о том, что такое краски жизни. И еще — об одиночестве, о любви, о близких людях.

Успех в работе и надежный, спокойный тыл дома — это ли не рецепт счастья? Только вот верно смешать ингредиенты удается далеко не каждому.

В спектакле речь идет о трех героях из разных поколений. Но в чем-то они сходны. Все они бегут от себя. И все страдают от одиночества.

Ксения (Екатерина Клеопина), только приехавшая из Лондона, попадает в квартиру двух мужчин — отца (Сергей Власов) и сына (Евгений Серзин). Отец себя потерял, сын еще не нашел. О таких говорят: они в подвешенном состоянии, у них почва ушла из-под ног. Год назад в автомобильной катастрофе погибла мать. И все окончательно расклеилось.

Отец и сын — нелепые, с причудами. Отец слоняется по дому в «костюме Обломова» — пижама, халат. Достает калейдоскоп из клетки для птиц, в которой давно открыта дверца. Торжественно вертит калейдоскоп в руках, торжественно передает его то Ксении, то сыну. А сын слегка дерганый и по-детски смешно одетый: в красных носках, торчащих из-под коротких джинсов, и ядерно-зеленых варежках на резинках. Между ними — стена непонимания. Слова «отец» и «сын» они смогут произнести далеко не сразу, а когда отец обнимет сына, не дав ему упасть с покачнувшейся стремянки, и вовсе остановится мгновение. Они оба Гамлеты, по-своему задающие один и тот же вопрос — «to be or not to be». И особенно внятно, даже жестко, они стали задавать этот вопрос с появлением в их жизни Ксении. У нее странная роль — просто девушки и самой судьбы.

Яркая, своеобразная, эффектная (длинные волосы, огромные глаза смотрят как-то «мимо» — в пространство), она появляется в этом жилище, за что-то цепляясь, так что из «коридора», который не виден (где-то за кулисами), доносится шум обвала. На сцене «комната» — лестница-стремянка, доска служит диваном, на нее наброшен клетчатый плед. А дверные проемы завешены полиэтиленом. Что-то остановилось здесь «на середине», давнишний ремонт — как замерший «распад». Но с появлением Ксении в пустоте и разрухе возникает другая жизнь — полная волнений, переживаний, даже страстей.

Три прохода в стене, завешенные темной полупрозрачной клеенкой, оказываются фильтрами — обычно черные, изредка они освещаются синим, красным, зеленым прожекторами и отдаленно напоминают осколки из калейдоскопа. Герои встают в эти проходы и оказываются людьми-тенями, людьми-миражами. Их отношения запутываются. Они слишком любят, слишком мучают, слишком избегают друг друга. Возникает серьезная и неподвластная уму борьба, игра Гамлетов в маленьком пространстве — в пространстве удивительной камерной сцены Малого драматического театра (и ведь подумайте — нельзя же назвать сцену в МДТ «еще меньшей», значит, она камерная, и это действительно определяет смысл возникающих здесь историй).

Отец был актером, он расстался с театром, но в душе — невысказанная боль, нерешенные гамлетовские вопросы. И вот на Камерной сцене неожиданно открывается глубина — она возникает как запасной ход, а вернее, уход в сторону, в бок. Некоторые зрители вынужденно поворачиваются всем телом. Здесь почти нет «рядов», стулья в этом крошечном зале стоят полукругом и за спинами тех, кто сидит правее, вдруг обнаруживается до поры скрытое театральное пространство. Вот туда-то и уходит отец с томиком Шекспира. Он ведь берет у Ксении уроки английского, разучивая Гамлета в оригинале.

Треугольник семейный, лирический, любовный всегда услужливо и умеючи служил театру. Но в пьесе современного автора этот треугольник — признак какой-то «нескладухи», он и есть, и нет, он «недоделка», он героев «намагничивает», а внутрь не пускает.

В центре пьесы — девушка, а спектакль получился про мужчин. И главная партия — у отца. Артист Сергей Власов играет человека, у которого есть душевная тайна. В обыкновенной «нескладухе» его герой ищет свою нишу, в которой, как в запертой душе, скрываются мужество и благородство. Похоже, тут у артиста с героем свой, особенный резонанс.

В пространстве Камерной сцены — отсутствие сцены. Действие вровень со зрителем, без подиума. Но зрители — невидимки, а герои — за «четвертой стеной». И это даже как-то несовременно, ведь нынешняя аудитория уже почти привыкла к гораздо большей откровенности. В спектакле Tate modern — не ждите — персонаж вам не подмигнет и не заглянет в глаза, он вас не видит. И это принципиально. Ведь весь смысл задуманного — в непонимании, в неведении, в разобщенности.

Трудно сказать, все ли тут удалось, но намерения абсолютно серьезны. Не проговаривается до конца, кто кого больше любит или… не любит. Чья жертва благороднее. Чей посыл искреннее. Чье чувство сильнее.

Tate modern — галерея современного искусства в Лондоне. Ксения там бывала не раз. И все же Tate modern — только нелепая мечта. Несбывшиеся мечты — вот странный привкус горечи и невысказанной обиды. Невероятно жаль, что Tate modern сегодня — состояние, которое сближает поколения и… разделяет всех нас, взятых по отдельности.

Автор: Яна Чичина