Театральный город

Перекресток

До «Гамлета»

Интервью с художественным руководителем Театра Поколений Данилой Корогодским

Не скрою, меня в свое время удивило известие о том, что Данила Корогодский решил заниматься Театром Поколений. Казалось бы, вполне благополучный сценограф, оформивший десятки спектаклей в России, а за рубежом, где он прожил значительное время, в разы больше. Не менее удачно складывалась за границей педагогическая деятельность Данилы Зиновьевича — он преподавал в крупнейших университетах Америки.

Понятное дело, во многом это было сделано в память об отце — выдающемся деятеле детского театра, легендарном руководителе Ленинградского ТЮЗа, основателе Театра Поколений Зиновии Яковлевиче Корогодском. На момент прихода Корогодского-младшего Театр Поколений переживал не лучшие времена — это был тот самый случай, когда «ни денег, ни славы». С тех пор прошло десять лет. В эти годы театр успел переехать в Петропавловскую крепость, очень интересно там поработать, съехать из Петропавловки на Лахтинскую улицу, где он обитает сейчас, а Корогодский-младший — поставить в нем десяток спектаклей и поменять направленность коллектива. Знаменитый тюзовский энтузиазм в жизни театра ощущается и сейчас, но куда более зрелым стал его репертуар и заметно более явным — авторское начало, художественная воля руководителя. Правда, чтобы убедиться в этом, все равно придется пройти через маргинальный дворик на Лахтинской и подняться по видавшей виды лестнице в пространство, которое мало напоминает академические залы.

7_09_01

— Данила Зиновьевич, наверное, вам не хватает большого театра, где много людей в зале, благополучного? Вы же при желании могли бы вписаться в такой театр?

— Наверное. Ну, во-первых, я из этого большого театра никогда и не уходил, я ведь все время делаю в нем спектакли как сценограф. А во-вторых, он меня как режиссера сейчас не очень интересует — у меня с молодости были такие богоборческие, или авторитарноборческие, побуждения. Мне сейчас о чем-то другом интересно думать.

— Это связано с вашим отцом?

— Не думаю, хотя отчасти возможно. Было бы лукавством говорить, что папа был легок и прост в работе. Нет, он не был ангелом, да ему это и не надо было. Он был фантастически заразительный и очень художественный человек. Мне невероятно повезло в жизни: я с детства был погружен в очень богатую художественную среду, очень сильные формативные обстоятельства. То есть я абсолютный счастливчик в этом смысле. Сейчас издалека смотришь — просто сказка! Но был и естественный поиск себя, своей отдельности.

— Поэтому вы уехали в Америку?

— Скорее это были более сложные стечения обстоятельств. Формально я и не уезжал ни в какую Америку. Все, наверное, думают, что я эмигрант, а я никогда не был эмигрантом. Меня пригласили делать спектакль, потом стали звать преподавать, потом я получил одну работу, другую работу — как-то глупо было из этих рабочих обстоятельств вырываться. Там-то никто не знал, что я сын Корогодского. И то, что я там сделал 300 спектаклей, о чем-то говорит: я их сделал, потому что был нужен там. Меня бы не стали звать на работу потому, что мой папа — главный режиссер Ленинградского ТЮЗа.

— И все же вы вернулись сюда, и не в большой театр, а в Театр Поколений. И остались с ним. Эти годы для вашего театра вряд ли можно назвать спокойными — столько лет на грани выживания. Зачем?

— Я занимаюсь только тем, чем хочу, и занимаюсь с людьми, которые мне интересны и приятны. А что может быть лучше? Зарабатывать себе на жизнь мне не сильно надо, я абсолютно свободен в выборе материала, я связан с компанией, которая мне верит, могу любую «муть замутить», и они меня, скорее всего, поддержат. В этом смысле почти идеальная ситуация, если такое вообще возможно. Тем не менее некоторое, так скажем, переформатирование необходимо. Мы с компанией пришли к такому заключению.

— Переформатирование театра?

— Да. Мы десять лет существуем как репертуарный театр, играем репертуар от шести до одиннадцати названий, практически без государственной дотации. Зарабатываем на продаже билетов и получаем различные гранты. Сегодня мы стали понимать, что нам нужна новая экономическая, организационная модель, которая бы позволила более точно заниматься творческими вещами.

В тех обстоятельствах, в которых мы сейчас существуем, трудно заниматься последовательной репетиционной работой. Людям приходится зарабатывать на стороне… Я не настолько благодушен, чтобы верить, что людям удастся зарабатывать у нас в театре, но хотелось бы добиться в этом вопросе какого-то уровня предсказуемости. Ну и какие-то содержательные вещи надо развивать: новый поворот в репертуаре, лабораторные поиски… Нас всегда интересовал синтез культур. Ведь существует огромный пласт мирового литературного, театрального опыта, который мы совершенно не знаем. Могу с ходу назвать двадцать фамилий, которые в мире — общее место, а мы их не знаем. Артур Адамов, например, не переведен и его практически не знает никто. Хайнера Мюллера знали по «Гамлет-машине», но и только. Уж не говорю про тех же самых Беккета с «В ожидании Годо» или Ионеско, которого знают по двум пьесам — «Стулья» да «Носороги». Крупнейшие имена, которые как бы вписаны в наш контекст, а на самом деле — нет!

— Но русский театр имеет и собственное богатое прошлое!

— Русский театр при всем его удивительном богатстве, уникальности и неповторимом опыте имеет пробелы, которые связаны с хирургическим вмешательством в нашу культуру, — нас 80 лет топором рубили, изгоняли, запрещали. Эти пробелы также отчасти обусловлены некоторой провинциальностью, которая до сих пор очень живуча. Еще Пушкин говорил, что мы ленивы и нелюбопытны, и это нелюбопытство и некоторое высокомерие к другим — просто глупо.

Необходимо присоединение опыта всемирности и расширение некой искусственной узости. Мне это кажется крайне актуальным, для этого настало время, уже давно пора. Как бы социальные обстоятельства, качания политического маятника этому ни препятствовали, это неизбежно. Игнорирование этого приведет к какой-то еще более глубокой форме отсталости. Целые пласты литературы, драматургии, театрального опыта, кстати, часто начинавшиеся здесь, а потом перерубленные и ушедшие туда вместе с людьми русской культуры, теперь могут быть нами освоены и взяты на вооружение. А мир может взять от нас наши опыт и силу. Хотя мы сами этот опыт беречь не умеем… Сейчас все носятся с Михаилом Чеховым, которого из России выгнали, а если бы остался, то погиб бы. Убежал, слава тебе господи! Представляете, что сделали бы с Шагалом, если бы он не убежал? Если уж даже Мейерхольда…

Важнейшие процессы и изменения происходят в мировом искусстве, и мы часть их — отрицать это просто не по-хозяйски. Мир меняется с колоссальной скоростью, требуются новые формы, новые способы существования… И это интересно поймать в театре и положить перед зрителем, чтобы он отозвался, чтоб он услышал. Правда, не каждый зритель к этому готов, нового зрителя надо найти, воспитать, привлечь. Но у нас же в Театре Поколений не полторы тысячи мест в зале, а 50-70, и мы хотим, чтобы к нам пришел зритель, который слышит в жизни эту новизну, и нам надо поспевать за ним. Это страшно увлекательно, я чувствую по себе, по нутру, что пришла какая-то новая пора, пора новых выразительных средств. И мне просто повезло, что мне 60 лет и меня что-то колет еще…

7_09_02

«Без слов», Театр Поколений

— А что в ближайших планах?

— Есть такая пьеса — называется «Гамлет»…

— Так, «а не замахнуться ли нам»?.. Почему «Гамлет»?

— Мне что-то такое приснилось, на меня что-то легло во времени… Не знаю, как это приходит, какими путями, и я так до конца и не понимаю, когда и куда мы пойдем. Обычно я заранее формулирую концептуально, но сейчас пока рановато. Мы начали работать, провели одну репетицию, мы в самом начале…

Хочется поставить очень сегодняшний и очень страшный спектакль про то, что время не просто вывихнуто, как говорит Гамлет, а что его надо переформатировать, выключить компьютер, стереть из памяти, обнулить. Что все градации того, что морально в мире, абсолютно отменены. Он где-то там сидит, о чем-то рефлексирует, а на самом деле в глазах этого мира он смешон. Это не романтический герой — он в дырявых штанах, лысеющий, на продавленном диване. Он с какими-то умными книжками сидит перед телевизором, в котором показывают Гамлета — Смоктуновского или Оливье, красавцев в красивой белой романтической рубашке. И вся эта романтика и философия смотрится страшно архаично и не к месту. Гамлет выпал из обращения. А его ровесник в красном пиджаке с блестками спит с его матерью в постели его отца. И она все знала про этого убийцу и выродка и посадила его на трон… И так далее в том же духе. Очень узнаваемая и современная история.

Беседовал Александр Платунов

Поздравляем Данилу Зиновьевича с 60-летием! Творческих достижений и долголетия.