Вокзал истории

Место встречи — Театральный музей

Беседа с Розой Салмановной Садыховой, заведующей научно-экспозиционным отделом Театрального музея, куратором выставки, посвященной 100-летию со дня рождения великого театрального режиссера, народного артиста СССР, доктора искусствоведения Георгия Александровича Товстоногова.

Беседовала Ирина Кириллова

Я вошла в Театральный музей ровно в полдень. До назначенной встречи оставалось немного времени, мне захотелось сосредоточиться и выпить кофе в маленьком кафе на первом этаже.

Большие высокие окна: виден угол внушительной Александринки, крупный лоскут нежданно голубого неба вместо обычной осенней хмурости. Приглушенные разговоры посетителей, приятный сладкий аромат, тепло… День обещал быть хорошим. Не знаю почему, но волнение, обычное перед всяким новым знакомством, показалось даже приятным. Полчашки кофе и взгляд в окно, через которое звуки улицы не слышны. «Сегодня» осталось за стеклом. Перед посещением музея ничего лучше такого пролога, пожалуй, придумать невозможно.

На лифте я поднялась на пятый этаж.

Наш разговор с Розой Салмановной начался прямо на лестничной клетке, и я едва успела включить диктофон. Впрочем, это было не обычное интервью, а своего рода признание. Это был откровенный и увлекательный разговор, в ходе которого мне предстояло стать образом будущего посетителя.

Я перевела дыхание и попыталась сохранить положенный сценарий:

— Роза Салмановна, первый вопрос и простой, и все же самый главный: почему вы, лично вы взялись за организацию этой выставки, в чем ее особенность, что она значит для вас?

— В последние годы я выставками занимаюсь редко, больше постоянными экспозициями. Но эту, посвященную Георгию Александровичу, я не смогла отдать молодым сотрудникам. Не смогла. Они интересные, профессиональные люди. Но зрительской памяти этих спектаклей у них нет. А у меня есть. Мне очень дорого все, что связано с тем периодом расцвета БДТ. Вот обратите внимание, вы сейчас сидите на стульчике…

(И правда, мы успели пройти и сесть в центре зала друг напротив друга. И все время потом не замечали, как вокруг нас работали, собирали стенды и пахло свежим мебельным лаком. Кто-то приходил, поглядывал в нашу сторону, но перебивать не решались. — И. К.)

— Так вот, это не музейные стульчики. Это стульчики из зрительного зала БДТ. После реконструкции в сегодняшнем зале стулья тоже синие. Но эти… мне самой хотелось снова посидеть на них, как в юности, когда я была счастлива на спектаклях БДТ. И все здесь вокруг будет оттуда — из любимых спектаклей. Костюмы, реквизит, вот это кресло — кресло Олега Басилашвили, то есть князя Серпуховского в «Истории лошади», вот это платье Ирины из «Трех сестер», вот костюм Чацкого. Здесь не будет манекенов, костюмы будут висеть на плечиках, как в гримерке, как иногда за кулисами…

— Вы верите, что музейная экспозиция может возродить ту эмоцию, те чувства, которые вы пережили когда-то? Верите, что экспозиция может быть эмоциональной, почти такой, как сам театр?

— Эта выставка — для меня эксперимент. Да, музей предметен. И предметы о многом способны рассказать, в них есть память, шифр, даже живая энергия прошлого. Но я все же хочу, чтобы это была выставка не декораций, не фотографий. Здесь все особенно сложно, потому что экспозиция посвящена режиссеру. А режиссура «беспредметна», режиссерское искусство растворено в спектакле. И я хочу, чтобы люди, которые сюда придут, побывали в режиссерской лаборатории, заглянули туда, где рождались замыслы.

Хочу, чтобы здесь звучал голос Товстоногова, голоса близких ему людей. И возникало ощущение его театра. Ведь это самое главное. И мне важно, чтобы это поняли, почувствовали, чтобы в это проникли не только… артисты, художники, театроведы, но и самые обыкновенные, непрофессиональные люди. Пришли и попали в круг его воображения.

Помню, как в 1975 году проходил вечер Эдуарда Кочергина — сохранились записи. Только что вышел знаменитый «Холстомер» (спектакль «История лошади» по повести Л. Н. Толстого «Холстомер»), и главный художник БДТ Кочергин на своем вечере, конечно, говорил и об этой работе. О том, что подсказало ему ту декорацию, о которой потом столько писали. И у него получилось дать нам такое «мгновение» — когда вдруг появляется замысел. Не «вдруг», конечно, но все же это чудо.

И вот должна получиться выставка, посетители которой тоже смогут уловить это чудо, снова побывать в театре Товстоногова или впервые побывать в этом театре. Не на спектакле, а именно в Театре, который создал Георгий Александрович. Мы пытались собрать такой материал, из которого возникнут его мысль, его лаборатория, его пространство.

— То, что так трудно объяснить и описать словами…

— Да, трудно и, может быть, почти невозможно и, может быть, порой скучно…

А мы хотим создать здесь «островки» спектаклей.

Вот фрагмент, посвященный «Холстомеру». Вот макет декорации, вот кресло, вот эти потрясающие розы, которые открывались на сцене в самый высший момент — в самый эмоциональный, трагический. Сохранились аудиозаписи, воспоминания: Товстоногов и Лебедев рассказывают о том, как они работали. Мы дадим ко многим фрагментам 7-10 минут аудиозаписей. Будут восемь планшетов, наушники.

Вот еще фрагменты: «Три сестры», «Дядя Ваня». Нам повезло — есть фильмы, например «Сегодня премьера» (о «Трех сестрах»), и сохранились рабочие материалы к этому фильму. Они не озвучены, но они интересны.

Причем, конечно, мы не рассказываем о спектакле — нам нужно на материале спектакля создать образ режиссера, почувствовать его энергию, «реконструировать» движение мысли…

Будут спектакли по пьесам Горького. У нас есть запись встречи, на которой Георгий Александрович говорит о своеобразной горьковской трилогии: «Варвары», «Мещане», «Дачники» (тогда еще не было «На дне»).

О «Варварах», к сожалению, сохранилось не так много. Знаменитый кусочек репетиции с Луспекаевым и Дорониной, небольшие записи из спектакля. Конечно, увы, мы зависим от того, что сохранилось, что удалось найти. В структуре выставки сложилось несколько сюжетов. И возникают переплетения, отголоски, которые посетители смогут уловить. Вот Георгий Александрович сам рассказывает, что трагического старика Бессеменова в «Мещанах» ему по-своему «подсказал» Чехов. И вместо однозначно неприятного, даже отвратительного Бессеменова появился герой Лебедева, и возник сильнейший спектакль БДТ.

Да, у Товстоногова Горький раскрывался через Чехова, а Чехов в чем-то был близок Горькому. Мне кажется, к Чехову вообще шел постоянный процесс приближения. Это «сквозной» процесс, может быть, главный. Но то, о чем спорят специалисты, здесь, на выставке, должно оживать. Здесь сам режиссер поведет по своей истории.

— Вы задумали такую реконструкцию, в которой оживают фрагменты прошлого, но это все же и цельный сюжет — у него есть начало, развитие, финал…

— Да, конечно. Очень важно самое начало. Это конец 1950-х годов… В театре Товстоногова появился новый герой. Он пришел — герой Достоевского, Мышкин в «Идиоте», и с ним родился великий артист Иннокентий Смоктуновский. Пришел новый герой в пьесе Александра Володина «Пять вечеров» — его сыграл Ефим Копелян. Пришел Чацкий и тогда совсем еще молодой Сергей Юрский. Заметьте, ведь и Мышкин, и володинский Ильин, и Чацкий — все «пришли», все вошли в это время в этот театр. (Напрашивается «стук в дверь», да?) И зрители приняли такой Театр, полюбили сразу и навсегда, поверили. Мы дадим сюжет рождения Театра, начала его истории. У нас есть прекрасный материал и, надеюсь, возникнут удивительные сочетания предметов, аудио- и видеозаписей.

— Вы назвали имена авторов, драматургов, писателей: Достоевский, Чехов, Горький. А Шолохов — спектакль «Тихий Дон», Олег Борисов?

— Мне бы очень хотелось дать и этот сюжет. Но придется ограничиться записями спектакля и прекрасным рассказом Товстоногова у нас в музее об этой работе. Впрочем, рассказ у Георгия Александровича получился не только о «Тихом Доне» — это размышления о театре, о том, что тогда было ему важно.

Через спектакли Товстоногова возникает время. Время жизни его театра — от 1956 года до конца 1980-х, от оттепели до перестройки. Оттепель дала ему возможность высказаться. А вот к перестройке он относился весьма осторожно — судя по спектаклям, большого доверия она не вызывала. Товстоногов не находил современную пьесу, которая позволила бы рассказать, как перестройка «прошла через душу человека». Он чувствовал, что новых драматургов будут открывать режиссеры следующего поколения. Так и произошло.

Но его спектакли всегда рождали «нежелательные» ассоциации и «укоротить» их было невозможно. Товстоногова вызывали «на ковер» после «Горе от ума» в начале 1960-х. В 1975 году его вообще собирались снять… К счастью, этого не произошло.

За всем этим встают отношения режиссера с властью. На выставке нельзя обойти эту тему. Тоже непростую, неоднозначную. До перестройки многие драматические моменты из жизни театра были скрыты от глаз публики, но сегодня эти перипетии в истории театра Товстоногова открыты. Здесь есть о чем подумать.

— Будут ли спектакли 80-х? Последний период? Роли Валерия Ивченко?

— Да, да. Конечно, будут, но, к сожалению, очень коротко. Просто невозможно объять необъятное. Надеюсь все же, что в тех сюжетах, которые получились, выстраивается большой разговор о жизни Мастера и включается большое поле для размышлений.

А ведь обязательно нужно еще, чтобы зритель почувствовал товстоноговских артистов. Как они играли, бог мой! Герой, каким его видел Товстоногов на сцене, и его артисты — это все слитно, это одна режиссерская история…

В период работы выставки (а она продлится до конца года) в музее будут проходить вечера и встречи. Например, вечер встречи с художником Эдуардом Кочергиным. И вечер, посвященный спектаклю «Смерть Тарелкина». Вот тут-то мы и надеемся увидеть Валерия Ивченко.

В 1983 году, после премьеры «Смерти Тарелкина», в музее тоже состоялся вечер, посвященный этому спектаклю. Он прошел с участием Товстоногова, артистов, известных театроведов. Его организовала Елена Иосифовна Горфункель, сейчас профессор Театральной академии, а тогда — сотрудник нашего музея. И сегодня возникает перекличка двух вечеров. Придут те, кто есть сегодня и был тогда. Вот резонанс, вот как резонирует время.

— Хочу спросить: будет ли Сергей Юрьевич Юрский на выставке, на встрече?

— Будет. Конечно, будет Сергей Юрьевич. О сложной истории его отношений с театром и о трагическом расставании он рассказал в своей книге. А у нас в фондах, в архиве Дины Морисовны Шварц, есть письмо, которое он написал Товстоногову, еще работая в театре. Если Сергей Юрьевич разрешит, мы покажем на выставке это письмо — безмерно уважительное и безмерно драматическое. Думаю, разрешит.

Не всегда просто складывались и отношения театра с Александром Володиным, о чем тоже рассказывают документы из архива Шварц.

Знаете, я боюсь переутомить зрителей. Монтируя аудио- и видеоматериалы, очень трудно от чего-то отказываться. Что ж, если устанут, всегда можно выключить один планшет и перейти к другому. Но кто захочет слушать — пожалуйста. Вот вам наушники, экраны. Хоть весь спектакль «Пять вечеров» слушайте. Запись этого спектакля была сделана из зрительного зала. И гул зрителей иногда перекрывает голоса артистов. Но это радостный гул, и радость тех зрителей сегодня можно снова ощутить. Об этой записи «Пяти вечеров» замечательно написал Анатолий Васильевич Эфрос в своей книге.

Будут и материалы, в которых озвучены воспоминания о смешных происшествиях. Вот кошка вышла на сцену и чуть не сорвала спектакль, Георгий Александрович собрал худсовет: «Что будем делать с кошкой?» Забавно? Но это тоже жизнь театра, она и в мелочах: жизнь театра и жизнь Товстоногова.

— Как вы думаете, есть такая драма: сначала режиссер строит театр и он хозяин театра, а потом театр становится «хозяином» этого режиссера?

— У Товстоногова, мне кажется, так не было. Но ему нужно было всегда «держать планку». Он говорил о том, как это сложно. Сначала завоевать зрителя, а потом — не потерять его. А ведь мы, зрители, требовательны, даже жестоки. Зрители не прощают неудач. А театр не состоит только из шедевров.

— Наш журнал называется «Театральный город». Есть такая тема, такая «струнка»: Ленинград и БДТ?

— Товстоногов ставил бы свои спектакли и в Москве, если бы судьба так распорядилась. Наверное, он был человеком страстным, южным — его детство и часть юности прошли в Тбилиси (тогда — Тифлис), учился в Москве. А Ленинград был трудный город. Наш город и сейчас непростой. И мне кажется, это наше счастье, что он сумел именно здесь создать свой театр. Оказалось, что его чувство культуры, художественный вкус, интеллигентность, даже аристократизм — теперь видится все это так — не по-советски, но «по петербургскому счету».

Товстоногов был очень закрытым человеком. Это чувствуется в каждом его интервью. Но в спектаклях он раскрывался. Мы дадим записи — Георгий Александрович читает стихи. Не просто мастерски. Это стихи об одиночестве, которое было в нем…

***

И тут мне подумалось, что если кто-то хотя бы раз слышал голос Товстоногова, вспомнит его легко. Низкий голос, густой тембр, своя мелодия «на аккордах».

Вокруг нас выставка собиралась и монтировалась, как спектакль: модель времени и пространства, возникающая, чтобы уловить этот миг «сейчас и больше никогда». Миг — для каждого свой.

Не пропустите.

Выставка «Посвящение Мастеру. К 100-летию Г. А. Товстоногова»
открыта в Санкт-Петербургском государственном музее театрального и музыкального искусства

Адрес: пл. Островского, д.6
Время работы выставки: 23.09.2015 — 15.01.2016
Музей открыт с 11:00 до 19:00. В среду — с 13:00 до 21:00
Выходной — вторник.