Перекресток

Современный язык дрессуры

Интервью с Олегом Александровым и Василием Тимченко

Беседовала Ирина Селезнева-Редер

До середины декабря в петербургском Цирке Чинизелли будет идти созданная Аскольдом Запашным программа «Посланник» Большого Московского цирка на проспекте Вернадского. Ключевые номера представления созданы двумя династиями дрессировщиков — Александровыми, работающими с медведями и собаками, и Тимченко, чей давний конек — дрессура ластоногих. Это новая волна в развитии циркового искусства, в особенности — цирковой дрессуры, а центральная роль в номерах отдана молодому поколению артистов. На манеже разворачиваются настоящие спектакли, от которых невозможно оторваться. 27-летний Олег Александров и 30-летний Василий Тимченко поделились с «Театральным городом» своими мыслями о современном цирке.

— Расскажите немного о том, как возникли ваши номера.

О. А.: История создания моего номера уходит корнями в начало прошлого века. В его основе — зоопсихология, которой занимался Владимир Дуров. Он активно сотрудничал с учеными, которые выясняли, насколько развиты логика и мышление у животных. На открытых показах коровы, собаки и медведи решали сложнейшие лабиринты, исполняли любую просьбу из зрительного зала. Учеником и ассистентом Дурова был знаменитый и по-своему гениальный дрессировщик Симонов. Он, например, мог заставить карася в ванной крутить пируэты через кольцо и за один день поставить в поклон свинью, купленную на базаре. У него, в свою очередь, был ассистентом мой отец, впоследствии создавший грандиозный и масштабный аттракцион «Медвежье автородео». Медведь поднимался в воздух на мотоцикле, было много сложной радиоуправляемой техники, и медведи решали уже другие задачи. Например, мне очень нравится трюк, в котором медведи безошибочно различали желтый, красный и зеленый цвета, предлагаемые зрителями. Цветные баранки весело раскладывались по цветам. Со временем аттракцион трансформировался, отец создал мобильный номер с тремя медведями «Русская тройка» и много лет гастролировал с ним за границей.

Когда руководителями нашего цирка стали братья Запашные, мы оказались частыми участниками их разнообразных проектов. Благодаря такому творческому сотрудничеству, например, родился самобытный номер «Медведи и Чарли Чаплин», который завоевал серебро на международном фестивале циркового искусства «Идол» в 2014 году. В том же году у меня появились три медвежонка — Вася, Тиша и Яша. На тот момент мы не представляли, что в итоге получится, ведь медведи — как люди: у каждого свой характер и разные способности. Они раскрывают свои таланты со временем, как растущие дети. Но уже сейчас у нас есть полноценный и необычный номер с бочками, с медведем, катающимся на санках и танцующим в валенках. Некоторые трюки рождались прямо на прогулках. Медведю Васе так нравилось чесать спину и нежиться на траве, что мы решили закрепить это и перенести на манеж. У Тиши хорошо развито чувство баланса — он легко балансирует на катушке. Впоследствии из этого родился трюк: антипод дрессировщика с медведем с одновременным перебрасыванием бочонками. А Яша у нас спокойный и очень контактный мишка, любит быть в обществе людей. С ним мы танцуем танго.

Вообще, наша дрессура направлена на изменение давно сложившегося стереотипа «неуклюжего» медведя. Наши медведи ловко решают логические задачи, танцуют и соревнуются с людьми. В результате у нас из всех трюков и номеров родился мини-спектакль с интересными ходами и красочными костюмами. Кроме того, так получилось, что на манеже я не повторяю ни одного трюка отца, и это мне очень нравится. Хочется отходить от созданного прежде, хотя и отказываться от уже наработанного не следует.

В. Т.: Мой номер существует благодаря тому, что я родился в династии дрессировщиков. Мои родители — заслуженные артисты, более 40 лет выступали в цирке с северными морскими львами. Так как в цирке существуют династии, мы продолжаем дело родителей. Вот и я, несмотря на жизненные трудности, выбрал эту профессию. В настоящее время я единственный в мире, кто работает в цирке с северными морскими львами — самыми крупными из всех ластоногих. Я очень люблю животных, и мне хотелось создать что-то новое, актуальное, то, что понравилось бы современному зрителю. И кажется, у меня получилось.

— А что такое новый цирк и что в вашем понимании актуально?

В. Т.: Актуальный цирк продиктован тем, что сейчас люди смотрят на вещи очень просто. У нас же эра интернета. Если человека зацепило в первые 30 секунд, он смотрит дальше. На этом же выстроен мой аттракцион. Каждый новый момент должен заставлять людей восхищаться, а не отворачиваться. Кроме того, я использую современные направления. Например, современную музыку. Я хотел это попробовать со своими животными, увидеть, как они проявят себя, свое тело в танце, в необычных ритмах. Хотя я не танцор и этого делать не умею, мне удалось повлиять на своих морских львов. Они неплохо танцуют. Я даже в шутку устраивал им баттл с артистами балета «Тодес». Наша задача — показать зрителю то, что он хотел бы видеть.

— Прозвучало слово «династия» — это, безусловно, важная составляющая цирка. Однако артистам извне, не «родившимся в опилках», порой бывает сложно приспособиться. Нередко слышится обращенное к ним: «А вы из какой династии?» — есть в этом какое-то снисхождение, даже пренебрежение. Как вы относитесь к этой дилемме в цирке?

В. Т.: Не соглашусь с тем, что мы свысока смотрим на таких артистов. На сегодняшний день у нас множество артистов, пришедших с улицы, с административной работы, набравших животных и показывающих фееричные шоу, которые берут золото на разных фестивалях. Например, Виталий Смолянец, с нашей точки зрения, — просто великий человек, он достиг невероятного. Есть множество артистов, которые доказывают, что династии не обязательно нужны. Ведь и наши родители пришли в цирк самостоятельно, начали заниматься дрессурой, не имея за плечами династийной основы. Поэтому мы с большим уважением встречаем тех, кто хочет работать.

О. А.: Наша ситуация немного другая. У нас есть опытные родители, у нас была база и начальных сложностей не возникало. А вот начинающие с нуля неминуемо сталкивались с проблемой поиска педагога, преподавателя. Найти его, уговорить, чтобы он поделился секретами профессии, — в этом заключается сложность.

В. Т.: У нас есть и сложности из-за того, что мы в династии. Если от людей с улицы ничего не ждут, то нас всегда будут сравнивать. И нам надо доказать и цирковому сообществу, и зрителю, и директорам, и импресарио, что мы интересны сами по себе. Мы всегда должны держать планку, установленную нашей династией.

— Вот вы говорите о секретах мастерства. А есть такие вещи в дрессуре, о которых вы никому не расскажете?

В. Т.: У меня нет секретов, я открыт для народа. Я даже устраиваю в каждом городе открытые репетиции, показываю, как учить трюкам. Более того, мне неинтересно было научиться всему у папы с мамой и продолжать всю жизнь так же. Я даже считаю, что это немного неправильно. Думаю, нужно черпать отовсюду, что я и сделал здесь, в Петербурге, в 2007 году. Тогда я, зная уже четко, как работают родители, отправился в дельфинарий на Крестовский остров набираться опыта. Я многому научился у братьев Олега и Игоря Костовых и считаю их великими тренерами дельфинов и млекопитающих. То есть, чтобы чего-то достичь, нужно брать отовсюду. Мой папа очень высокую планку поднял тем, что в советские годы вывел на манеж 13 морских львов, которые показывали сильнейшую синхронную работу. При том что за кулисами у него было 18 животных, но всех вывести он не мог: не хватало места. Я такое повторить не смогу, потому что морские львы занесены в Красную книгу и их отлов более 15 лет запрещен. Морских львов не достать, и я делаю все, чтобы размножались мои животные. У них тоже уже возникла династия…

О. А.: Даже если бы секреты у меня были, все равно у каждого свой подход. Вот возьмем отдельный трюк, который хочется исполнить. Привести к нему могут десять разных тропинок. Так что даже если есть у меня тайна, то другой человек, талантливый и умный, сможет своим, особым способом повторить то же, что делаю я. Скрывать особо нечего. Сколько тренеров, столько и методов дрессуры.

— Тогда спрошу о том, что многих тревожит. С животными в цирке не всегда работают так весело и легко, как делаете это вы. Когда вы смотрите номера коллег, не вызывают иногда содрогание неправильные или даже жестокие методы работы с животными?

О. А.: Да, бывают такие люди, и их работа отражается на всех нас. Мы страдаем из-за таких горе-дрессировщиков. Я, когда еще учился, запомнил совет Аскольда Запашного: если животное не слушается, прояви о нем заботу, погладь его лишний раз, дай паузу. Бить рекорды нас никто не заставляет.

В. Т.: Это трудная ситуация, и она имеет место быть. Но мы не сидим сложа руки. Мы защищаем животных, ищем таких а-ля дрессировщиков и боремся с ними. Однако с ними очень сложно справиться. Ведь отобрать животных я не могу: они личные, частные. Могу лишь добиться, чтобы этот дрессировщик не смог выступать в том городе, где я его нашел. Но он переезжает и, глядь, уже выступает в другом городе. У нас цыганская жизнь, противостоять таким явлениям сложно. Однако мы боремся, и довольно успешно. Радует, что хороших, настоящих дрессировщиков у нас все-таки больше.

К сожалению, наша общественность по-прежнему носится с мыслью, что животных в цирке мучают. Защитники животных в нашей стране публично заявляют, что не ходят в цирк и никому не советуют. А, например, представители Greenpeace ходят в цирк. В 2014 году я выступал в Италии на большом фестивале. В жюри помимо знатоков цирка были и защитники животных. На второй день фестиваля человек 300-400 с плакатами устроили перед цирком пикет. Меня охватила паника: я боялся не за себя, а за животных. Боялся провокаций, опасался, что бросят что-нибудь на манеж. Это был тяжелый день, но я идеально все отработал, в конце встаю на поклон — весь зал поднимается и аплодирует. Публика — а там очень эмоциональный, любящий цирк зритель — в восторге. Жюри вместе с защитниками животных тоже аплодирует. Ко мне в антракте заходит директор фестиваля вместе с представителями Greenpeace, те жмут мне руку, поздравляют и буквально заявляют, что теперь они увидели: наша работа абсолютно не идет вразрез с их принципами.

— Россия — большая страна, здесь много дрессировщиков, много компаний, есть независимые артисты. Понятно, что в России вы являетесь частью общего процесса, ездите по гастролям. А чувствуете ли вы себя частью мирового процесса развития дрессуры?

О. А.: Мы много знаем о работе других дрессировщиков, общаемся. Но на сегодняшний день наш маршрут работы — Россия и страны СНГ. Это касается нашего аттракциона с медведями.

В. Т.: Я многим дрессировщикам своего жанра по всему миру — в дельфинариях, океанариумах — доказал, что наша работа достойна внимания. Мне много пишут коллеги в социальных сетях. Нас приглашают на фестивали международного уровня, и мы выступаем наравне с зарубежными коллегами, а где-то идем даже впереди, ведь русская дрессура всегда отличалась высоким уровнем.

— Кто для вас образец в дрессуре?

В. Т.: Самые главные люди в дрессуре для меня — это мои родители, Татьяна и Василий Тимченко. Равных им не вижу никого. При этом я нахожусь под большим впечатлением, в восторге от американца Мартина Лесси и немецкой семьи Каселли. И мне всегда нравилась работа братьев Запашных.

О. А.: Из наших а-ля Лесси — конечно, Павленко. Когда я смотрел их работу, манежа не было видно: был сплошной ковер из тигров. Тигры слушаются у него, как в армии. А ведь добиться дисциплины — самое тяжелое. Животные должны знать свое место, не задираться, не отвлекаться. На качество номера это очень влияет. А вообще, мне очень нравится Владимир Дуров, его метод работы и цели, которые он перед собой ставил. Мне очень интересно работать с мишками, но я уже сейчас думаю брать других животных. И хочу делать номера с ними так, чтобы рождался какой-то смысл. Ведь с животными можно делать настоящие спектакли.

— Вопрос спектакля всегда актуален для цирка. Каким вы видите спектакль с животными?

О. А.: Так далеко я еще не заглядывал — пока еще только мечтаю. Однако подобные опыты уже были. Был цирк Филатовых, в котором на протяжении двух отделений участвовали только медведи. Они делали все — лазали по канату, катались на велосипедах. Были и клоунами, и акробатами.

В. Т.: Сделать спектакль просто — нужно очеловечить животное, оживить его, показать, что оно конкурирует по мышлению с человеком. Тогда и возникнет маленькая сценка, у животного появляется роль, а потом может родиться и спектакль. Если животное отвечает дрессировщику, строится диалог, идет игра, это уже и есть разделение на роли. Так же и у Олега. Его медведей не просто выводят для того, чтобы показать, чему они научились. Нет, они выходят и дополняют его, заигрывают с ним, толкают его. Это не просто трюки, это маленькое действие. Мы понимаем, что зрителю сегодня интересно именно это.

— Какого вы хотели бы видеть зрителя в цирке?

В. Т.: Я никогда не мог понять, почему цирк считается зрелищем для детей. Я в нем вырос, мне сегодня 30 лет, но мне по-прежнему интересно. Как может ребенок понять, например, что делают воздушные гимнасты? На только что прошедшем фестивале «Идол» кореец делал пятикратное сальто с рамки и приходил в руки ловитору. Такой трюк никто в мире не делает. При этом он четыре раза срывал трюк и начинал заново. Какой ребенок может понять уровень этого трюка? Ведь кореец четырежды ошибался, все понимали, что сил на новую попытку все меньше и вряд ли трюк будет исполнен. Только взрослый человек может понять в этот момент, что происходит в голове у артиста и чего ему стоит выйти на новую попытку. Когда он все-таки скрутил пять сальто и из последних сил вцепился в руки ловитору, хватаясь уже чуть ли не ногтями, зал взревел. Это эмоции, переживания, доступные в полной мере только взрослому человеку.

То же самое с моими номерами. Когда мое животное балансирует несколько предметов, ребенок видит в этом только милую картинку, в то время как взрослый понимает, сколько труда, времени и терпения требуется, чтобы добиться нужного результата. Для меня счастье в том, что цирк не имеет возрастных ограничений. Я рад любому зрителю и хочу его видеть. Меня очень радует, что в цирк все чаще ходит молодежь, и смело могу сказать, что цирк становится модным искусством.

Фото Елены Бледных