Проспект премьер

Сказ о городе Калинове

Екатерина Бадыгова

«Гроза»
Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова
Режиссер-постановщик — Андрей Могучий
Композитор — Александр Маноцков
Премьера — 16 июня 2016 года

«Гроза» по пьесе А. Н. Островского в БДТ у Андрея Могучего получилась черной в буквальном смысле. Темное царство, где нет места ни единому пятнышку иного цвета. Арьерсцена погружена во мрак. Яркий свет вспыхивает на мгновения через прорехи в заднике, и озаряемые редкими вспышками молний виднеются то зловещие фигуры статуй — растерзанные, вставшие на дыбы кони (что сталось со знаменитой гоголевской тройкой?), то свисающие с колосников фигуры в развевающихся черных плащах. Герои одеты в черное: густые темные меха, иссиня-черная кожа сапог и брюк, застегнутые наглухо черные платья и пальто, кафтаны, кокошники, фуражки, цилиндры. И только Катерина (Виктория Артюхова) носит багрово-красное платье, особенно ярко выделяющееся на фоне окружающего ее мрака.

Спектакль явил неожиданно роскошный мир глубокого, насыщенного черного цвета.

Могучий поместил «Грозу» в царство русских сказок, фольклора, и оттуда подсознательно знакомо потянуло «исконным», фатальным… Дух стилизации вызван демонстративно и не зря. На угольно-черном занавесе спектакля алыми, золотыми и темными нитями вышиты сюжеты в стиле старинной русской росписи. В темноте сцены белые столбы с поперечными черными полосами — знаменитые русские березки, ныне утопающие во мраке.

Режиссер пригласил Александра Маноцкова, и тот положил текст «Грозы» на музыку. Музыка — не сопровождение. Это действие, энергия, смысл. Мужское пение a capella, частушечные напевы, колыбельные, припевы — многообразие музыкальных вариаций поражает. По сути, «Гроза» Могучего стала песнью о Катерине, о страшном сказочном городе Калинове, о дремучем, лишенном развития и света мире — безысходном мире, откуда физически уйти нельзя. Можно уйти, лишь «оставив тело».

Этим миром заправляет Дикой (Дмитрий Воробьев), у которого Кулигин (Анатолий Петров) спрашивает разрешения построить громоотвод. Дикой сидит на возвышении, на тусклом позолоченном троне и, не вслушиваясь, отвергает его предложение, после чего исступленно крестится, восхваляя гром как знак свыше. Мелькают всполохи молний. Даже Дикой не лишен горечи от томительного предчувствия.

Перед зрителем разворачивается русский сказ, предание, неторопливо погружающее все глубже и глубже в сгущающийся мрак. Мрак невежества — мрак бытия.

Герои почти все подчеркнуто «ненастоящие» — сказочные существа, зараженные микробом равно сиюминутной и вечной российской узнаваемости. Дикой с длинной, разделенной надвое бородой, с круглым животом, в меховой шапке и кафтане — боярин-самодур. Катерина напоминает ту самую сказочную красну девицу, которую преследует добрый молодец. Добрый молодец Борис (Александр Кузнецов) — высокий статный красавец, богатырь с широкими плечами и волевым подбородком. Варвара (Нина Александрова), чей округлый кокошник напоминает по форме рожки черта, с ехидно-масляным выражением лица подталкивает Катерину к неизбежному, исполняя здесь роль искусителя. Ее движения, застывшая на лице улыбка напоминают фарфоровую куклу, лишенную каких-либо человеческих чувств. «Бесчеловечная» роль Варвары — дать Катерине ключ и подтолкнуть к встрече с Борисом. Она — не то черт, не то обобщающий образ нечисти, коей много в русских сказках.

Барыня (Ируте Венгалите) и вовсе становится существом, будто пришедшим из потустороннего мира, чтобы освободить Катерину от связывающих ее пут и помочь обрести свободу. Барыня появляется из зрительного зала, проходя на сцену по деревянному мостику, переброшенному через линию рампы. Медленно и мягко она распускает косы Катерины, и та, улыбаясь, отправляется на роковую встречу с Борисом. Позже, в финале спектакля, Катерина уходит по этому мостику с той же улыбкой, навсегда покидая дремучее царство.

Кабаниха (Марина Игнатова) чуть иная. В ее речи нет-нет да и прорываются простые, лишенные напева интонации. Грозная, величественная, наиболее «реальная» героиня. Она подтрунивает над Катериной с ядовитым остроумием, но в финале и ее голос срывается от нахлынувших слез.

Это трагедия. Трагический сплав, театральный синтез. Это поиск особого ритма — почти мистического, связующего жизнь с небытием. И главная героиня здесь даже не Катерина (какой непростой диалог с классическим Островским!). Главное «действующее лицо» — весь этот темный, необживаемый мир.

Мечты Кулигина, искренне желающего отыскать вечный двигатель, остаются пустыми. Показательное оперное пение Бориса сопровождается танцами с прихлопом под «Калинку» да частушечными напевами. Наивное из прежде знакомого и привычного Островского в этом спектакле представляется недалеким, глуповатым и иронично остраненным. И Катерина, конечно, — не «луч света в темном царстве», она — жертва. Свет — на другой стороне.

Не случайно персонажей вывозят на сцену на платформах рабочие сцены, тоже закутанные в черные одежды и с закрытыми лицами: не то черти, не то лешие, не то еще какая сказочная нечисть. Но не суть важно, куда отсылает театр — в средневековье, в мистерию, к древним формам. Важно, что текст Островского звучит пророчески, превращаясь в народную, темную песнь-сказание.

Автор: Екатерина Бадыгова
Фото Станислава Левшина