Перекресток
Идея документа: о природе документального театра в Петербурге
Первый документальный театр в России — ТЕАТР.DOC — возник в 2002 году. И не в Петербурге, а в Москве. До сих пор этот проект, работающий с самыми разными — современными, историческими, юридическими, социальными — документами, является «негосударственным, некоммерческим, независимым, коллективным проектом», в котором «многие работы выполняются волонтерами, на добровольной основе» [1]. То есть существует исключительно благодаря Елене Греминой — драматургу, сценаристу, а главное — руководителю ТЕАТР.DOC. Никакой помощи со стороны государства нет. Наоборот. За последний год театр несколько раз вынужден был сменить место дислокации: обыски, бумажная волокита, как следствие — постоянная угроза закрытия не позволяют коллективу функционировать свободно. Тем не менее команда как-то приноровилась: регулярно выходят премьеры, организуются продолжительные гастроли, в том числе в Петербург. Осенью 2015 года их можно было увидеть на сцене Pop-up театра, в июле 2016-го — в «Летнем театре».
Помимо ТЕАТР.DOC в столице театром документа занимается и театр «Практика» [2], созданный по инициативе и при поддержке правительства Москвы в 2005 году. Его первым руководителем был Эдуард Бояков, которого в 2013 году сменил Иван Вырыпаев, покинувший пост в конце сезона. В отличие от ТЕАТР.DOC, работа с документом не стала для «Практики» профилирующей, основной акцент — открытие новых имен в современной драматургии. Однако у «Практики» есть несколько проектов, построенных на принципах именно документального театра. Таков, например, «Человек.doc», знакомящий зрителей с персонажами и наиболее влиятельными людьми в области современного искусства. В свое время героями проекта становились драматург Александр Гельман, китаевед Бронислав Виногродский, режиссер и сценарист Ольга Дарфи, композитор Владимир Мартынов, рэпер Смоки Мо, дизайнер Артемий Лебедев, концептуалист и перформер Олег Кулик. Социальный аспект здесь сведен к минимуму, как, впрочем, и в постановках «Это тоже я. Вербатим» Дмитрия Брусникина и Юрия Квятковского, а также «Black&Simpson» Казимира Лиске. Хотя первый опус — рассказы, основанные на наблюдениях артистов курса Брусникина, которые те собирали на улицах и вокзалах, в клубах и институтах, а второй — реальная история переписки убийцы девочки с ее отцом, о которой Лиске узнал в Нью-Йорке, на первый план выходит человек с его душевными переживаниями. Среда, а главное — ее оценка, остается за скобками.
В Петербурге стационарного — государственного или, напротив, лишенного поддержки властей — театра документа нет. Создаются лишь отдельные проекты, как правило, имеющие остросоциальный и терапевтический характер. Проекты, инициированные при поддержке как малых, так и больших театров: «Антитела» Михаила Патласова в «Балтийском доме», «Шум» того же Патласова на Новой сцене Александринского театра, «Remote Петербург» Rimini Protokoll и «Язык птиц» Бориса Павловича в БДТ имени Г. А. Товстоногова, «Колино сочинение» Яны Туминой на сцене крохотного театра «Кукольный формат».
Последние два опыта — попытки соединить документальный театр и театр инклюзивный. В работе Бориса Павловича принимают участие воспитанники центра «Антон тут рядом» — ребята с расстройствами аутического спектра и синдромом Дауна. «Колино сочинение» Туминой, подготовка к которому велась несколько лет, базируется на книге «Мой сын — даун» Сергея Голышева, отца Коли, и рассказывается в куклах. Но если «Колино сочинение» с помощью художественных образов, возникающих из игры с предметом, из фрагментарного, намеренно лишенного целостности пространства, наглядно демонстрирует зрителям специфику восприятия мира особыми детьми, то «Язык птиц» — реальная попытка социализации и адаптации не столько зрителей, сколько выходящих на сцену ребят.
Однако дальше всех от театра и навстречу жизни шагнул Михаил Патласов в проекте «Неприкасаемые». Спектакль о бездомных с участием самих бездомных пользуется неслыханной популярностью: попасть на него невозможно — места выкупаются в кратчайшие сроки. Он пользуется успехом не только у публики, но и у критиков, неизменно присутствуя в топе пяти спектаклей по версии редакторов «Петербургского театрального журнала». Проходят «Неприкасаемые» принципиально не в здании театра — на новых, неосвоенных площадках: в Анненкирхе, Музее музыки, во дворе Феодоровского собора.
Работа действительно любопытная, интересная не только местом проведения, но и наличием самых разных способов работы с документом. Здесь — запись и воспроизведение видео, зафиксировавшего процесс общения профессиональных актеров с бездомными на улицах и во дворах Петербурга; рассказы со сцены самих лишенных крова участников; открытое интервью актера и режиссера Бориса Павловича с решившим покинуть комнату в коммуналке и уйти ночевать в парк человеком, с последующим обязательным модерированием и проигрыванием вариантов его возвращения домой, когда любой зритель может дать совет, помочь конкретному человеку, которого видит здесь и сейчас; откровенно выстроенная роль по всем законам психологического театра — Яша в исполнении Ольги Белинской и появление самого Яши Яблочкина, снимающего монолог актрисы на айпад.
Патласов, микшируя формы, создает гибрид театра и реальности, максимально нивелируя границы и убирая малейшие перегородки, отделяющие сценическое пространство от не-сценического. Однако ему и этого мало: у «Неприкасаемых» есть страницы в соцсетях, есть сайт, где ведутся отчеты о реальной помощи участникам проекта: кого-то устроили на работу, кому-то восстановили документы на квартиру, а кому-то вернули паспорт. Театр становится инструментом активного социального действия, как это уже давно происходит в Европе. Не случайно спектакль, осваивающий самые разные, нестандартные по театральным меркам площадки, в этом году попал в афишу Летнего фестиваля искусств «Точка доступа» [3].
Помимо «Неприкасаемых» несомненный интерес в плане работы с документом представляют проекты «Сталкер» Бориса Павловича, «Разговоры беженцев» Владимира Кузнецова, «Zемля ONE» Наташи Боренко и Маши Колосовой, «Гамлет. Гаджет» Александра Савчука и «Другой город» Семена Александровского. Эти работы, как и «Неприкасаемые», принципиально реализованы вне стен театра. Такова задача фестиваля. Места действия: подвал Петрикирхе, Финляндский вокзал, Центральный музей связи имени А. С. Попова, салон магазина «Евросеть», улицы Петербурга в районе реки Фонтанки.
Самая знакомая из форм работы — сбор комментариев реальных людей, а затем составление условно драматического текста — представлена в проекте «Zемля ONE», где подростки, курируемые драматургом Наташей Боренко, брали интервью у физиков, разработчиков соцсетей и т. д. Получившийся текст слушает потенциальный зритель, гуляя по залам Музея связи и постигая историю развития коммуникационных систем в России.
Все прочие постановки представляют собой мало изученные формы, по крайней мере для Петербурга. «Сталкер» — диалог с первоисточником братьев Стругацких и фильмом Андрея Тарковского, затрагивающий в том числе вопросы веры (не случайно же зрители сидят в подвале собора, где в советские времена, впрочем, был бассейн), носящий во многом провокативно-исследовательский характер. «Гамлет. Гаджет» — попытка адаптировать текст Шекспира к современным реалиям. «Разговоры беженцев» Брехта в постановке Кузнецова — беседы о политике и возможности-невозможности свободы, разыгрываемые на Финляндском вокзале в атмосфере тотальной спешки реальных людей на реальные поезда, в стране, где количество жителей, приехавших из соседних государств, скоро превысит количество носителей русского языка, заставляют по-новому оценивать действительность. Пьеса, прочитанная Максом Фоминым и Сергеем Волковым в нетеатральной атмосфере, ощущается не как завершенное произведение искусства, а как протоколирование действительности, как выхваченный из контекста, случайно подслушанный в ожидании своего маршрута фрагмент.
Совершенно лишен социального окраса проект Семена Александровского «Другой город» [4]. Прогулка по Петербургу в наушниках, где вместо питерских — запись звуков Амстердама, Венеции или Парижа. Спектакль-бродилка, составленный отчасти с оглядкой на проект «Remote Х» Rimini Protokoll, впервые увиденный Александровским на фестивале в Авиньоне, представляет принципиально новый подход не только к работе с документом, но и к пониманию документа. В отличие от «Remote Х», где есть направление и четкие указания к действию, где объектом изучения становится история населенного пункта, в котором реализуется проект, все, что мы слышим здесь, выбирая плееры с записью звуков того или иного города, — это отдельные реплики (живое общение), звонки велосипедов, сирены карет «Скорой помощи», «улюлюканье» полицейских машин, пение уличных музыкантов и т. д.
Документом для Александровского выступает сама реальность, расщепленная на разные составляющие: вот топонимическая составляющая — фрагмент территории, обозначенной как маршрут следования. Вариант Петербурга — по Фонтанке, вдоль Летнего сада, мимо Марсова поля, затем снова на Фонтанку и к Цирку Чинизелли; и тут же — вариант того из трех городов, что выбрал зритель.
Историческая составляющая — наложение недавнего прошлого (информация собрана и записана режиссером весной этого года) на настоящее, аккумулированное в тебе, созерцающем этот город, Петербург, как другой.
Аудиочасть — совокупность звуков.
Фото- и видеоэлементы: на каждом из маршрутов есть обозначенные на карте точки, поднеся к которым смартфон, вы переходите по ссылке и видите фрагмент текущих вод в Амстердаме, канала в Венеции или темных волн Сены, брусчатку или ствол дерева, сфотографированные режиссером во всех трех городах.
Расщепленная реальность, зафиксированная на разных носителях[5], собирается в спектакль в тот момент, когда человек, выбрав маршрут и взяв наушники, вступает во взаимодействие с подготовленным материалом. Собственно, прогулка вдоль Фонтанки с ориентацией на «другой город» — вписывание себя в плоскость изучения Александровского. Зритель отчасти сам становится документом, проговаривая собственные ощущения, по окончании прогулки вербализируя мысли в попытке ответить на вопросы режиссера.
Документальный театр сегодня, как показали последние премьеры, все чаще стремится покинуть здание храма искусств. Его все больше интересует обыкновенный человек и готовность этого обыкновенного человека сотрудничать, открыто заявляя о проблемах, его волнующих. DOC-культура, взывающая к честности и откровенности со стороны обывателя, исследуя его со всех сторон, выполняет не только эстетическую, но и терапевтическую функцию. Она избавляет вступающего в контакт с искусством субъекта от социофобий: Михаил Патласов в финале «Неприкасаемых» выводил на сцену всех бездомных, в том числе и для того, чтобы зрители посмотрели им в глаза и перестали бояться, встречая их темными вечерами в подворотнях и парадных. Хотелось бы только, чтобы эстетическая составляющая все же доминировала. Пусть и не везде. Но хотя бы иногда.
Автор: Яна Постовалова
[1]Данная информация представлена на официальном сайте театра в разделе «О театре» (дата обращения — 13.08.2016).
[2] ТЕАТР.DOC и «Практика» — два основных центра развития док-эстетики. Однако также к опытам исследования документа средствами театра прибегают и в Центре имени Вс. Мейерхольда, и в Центре современной драматургии Казанцева и Рощина.
[3] Необходимо отметить, что в прошлом году Летний фестиваль искусств проходил значительно скромнее, задействовав парк на Удельной, гипермаркет на Дыбенко, Музей стрит-арта на Заводе слоистых пластиков и библиотеку.
[4] О нем он подробно рассказал в «ТГ» № 5(13).
[5] Опыты в этой области Семен Александровский проводил, еще работая с Дмитрием Волкостреловым над проектом Shoot/Get Treasure/Repeat (Театр Post, 2012).