Проспект премьер

О людях и бумажных куклах

Елизавета Ронгинская

«СЕМЬЯ»
Театр-фестиваль «Балтийский дом»

Режиссер — Анатолий Праудин
Пьеса Юрия Урюпинского по мотивам повести Л. Н. Толстого
«Крейцерова соната»
Художник — Ксения Бурланкова
Премьера — 27 мая 2016 года

В анонсе сказано, что спектакль «Семья» — вторая часть трилогии Анатолия Праудина, исследующего человеческие отношения. Первая часть — «Школа» — рассказывала о детских впечатлениях и чувствах, вторая же должна дать следующую ступень — взросление.

Жанр драматических импровизаций объединяет две части истории. «Школа» — спектакль, построенный исключительно на импровизационном приеме; в «Семье» драматические импровизации врезаются в сюжет «Крейцеровой сонаты» Толстого. Сексуальные мотивы, трагедии, происходящие в нынешних семьях, входят в ткань спектакля, подпитывают толстовский первоисточник свежей кровью.

В конце концов, приходится признать: проблемы человеческих взаимоотношений со временем мало изменились.

У спектакля есть предисловие: в экспозиции четыре окровавленные девушки взирают на входящего в зал зрителя с чувством полнейшей усталости от жизни. Помещик занимается своим хозяйством, Позднышев оттирает нож, а Скрипач тренирует пальцы. Персонаж в белом выносит бюст Толстого, и начинается диалог — не только со зрителями, но и с самим писателем.

Персонаж в белом назван в программке Проводником (Юрий Елагин), он связывает историю воедино, помогает состояться диалогу между героями. Но главное — он рефлексирует, резонирует, выдает морализаторские интенции, оппонирует персонажам.

Место действия — не вагон поезда, а некое условное безвоздушное пространство. Возможно, это пространство мысли, где Проводник пытается разобраться, почему Позднышев убил жену. Хорошо осведомленный в подробностях, Проводник анализирует поступок Позднышева, и кажется, будто совершается диалог-суд между «читателем» и персонажем, судьей и подсудимым.

У каждого своя правда — Попутчик (Сергей Андрейчук) верит, что убийства и скандалы происходят из-за излишней лености, изнеженности и большого потребления мяса. Пропагандист домостроя учит, что нужно избегать чувственных увлечений и к женщине в первую очередь относиться как к матери детей, а не как к объекту страсти. Артист рисует образ исключительно нравственного, спокойного и опытного человека, но в одной из сцен его герой срывается и обнажает свою сущность, опровергая высказанную философию.

Василий Позднышев (Александр Кабанов) рассказывает свою ужасную историю любви и семейной жизни. Он, в свою очередь, делает акцент на испорченности — развращении, которое началось еще в раннем детстве. Нервный и встревоженный герой хочет докопаться до сути и понять, почему с ним произошла такая шокирующая ситуация. Резкая жестикуляция, стремительное движение мысли заставляют его метаться по сцене, не в силах найти свое место.

Попутчик вступает с главным героем в спор, заявляя, что половое созревание и интерес к противоположному полу — это естественная ступень развития человека, через которую проходят все. Причину убийства он видит не в том, что люди не способны жить в браке, а в эгоизме, неразумности, избытке слепых эмоций. Это еще один философский полюс спектакля, и герой устойчив в своих морализаторских интенциях. Он до конца остается верен своему слову и в конце спектакля выносит вердикт всем присутствующим. Артист играет внимательного, думающего персонажа, уравновешенного и уверенного в своей правде.

Праудин решил реабилитировать женский образ, выписанный у Толстого лишь с точки зрения главного героя, и отдал эту роль четырем актрисам. Алла Еминцева, Маргарита Лоскутникова, Анна Полюшко и Анна Щетинина возвращают жене Позднышева право голоса — то право, которого лишал женщин Василий Позднышев.

Возможно, четыре героини олицетворяют одну женщину потому, что режиссер хотел показать, что иногда женщины становится слишком много и она заполняет собой все личное пространство мужчины, вызывая усталость и раздражение. Возможно, воспаленное сознание Позднышева множит женщин, желая вернуть ту, которая ушла. А может быть, иначе: многоликость — метафора женского непостоянства, переменчивости. Как бы то ни было, женщина говорит, и это главное.

Женщины делятся личным опытом, задавая иные — свои — ракурсы происходящего. Мы узнаем о том, как они очаровывают мужчин, насколько сильный пол нуждается в женщинах, как удивительно складываются сердечные привязанности.

Одна из лучших сцен спектакля, исполненная в красках черного юмора, — иллюстрация к размышлениям героя о детях. Актрисы скручивают детей из бумаги и ухаживают за ними, периодически теряя терпение и выходя из себя. Так, героиня Анны Щетининой топит ребенка в тазике, а затем ожесточенно начинает его стирать. Остервенение и усталость опровергают тезу «Дети — цветы жизни». Это, конечно, иллюстрация к главному герою. Ведь он даже не помнит, как зовут его малышей и сколько точно у него наследников. В конце концов бумажные дети, как ненужный элемент жизни, сваливаются в мусорный полиэтиленовый мешок.

Черного полиэтилена в спектакле предостаточно: из него сделаны женские платья, им убрано сценическое пространство.

Ксения Бурланкова оформила сцену в двух чередующихся цветах — красном и черном. Распаляющаяся чувственность и смерть близки друг другу, поэтому даже ноготочки Скрипача окрашены в эти два цвета, не говоря об одежде героев и декорациях спектакля. Особенно показателен последний наряд Позднышева: один гольф у него красного цвета, второй — черного. Постоянное чередование красок подчеркивает ощущения героев, ныряющих из чувственных услад в кромешную тьму скандалов.

В финале герой стоит в центре покореженных женских тел, а Проводник рассказывает его дочке (сделанной из бумаги, конечно), как надо жить. Проводник (или высший судия?) завершает историю, обучая своим истинам и нас.

Спектакль обнаруживает два края толстовской темы — живой и резонерский. Жизнь меду ними — абсурдна и слепа, сама собой эта жизнь ищет, ждет, требует просвета…

И мы ждем — еще одну часть трилогии, обращенной в энергичный дискурс: театр и «темы века».

Автор: Елизавета Ронгинская
Фото Юрия Богатырева