Путешествие из Петербурга в Москву

Между игрой и жизнью: эксперименты «Сатирикона»

Юлия Савиковская

Театр «Сатирикон» имени Аркадия Райкина петербургскому зрителю представлять не надо. Чтобы познакомиться с его репертуаром поближе, даже не обязательно ехать в Москву. Пока здание «Сатирикона» находится на двухгодичной реконструкции, театр часто приезжает в Питер. В ноябре 2015 года на разных площадках города прошли спектакли «Король Лир», «Лондон Шоу» и «Однорукий из Спокана», в феврале на сцене «Балтийского дома» показана (правда, достаточно скандально — оба раза площадку ложно минировали) премьера «Все оттенки голубого», а в апреле нашему вниманию была предложена еще одна премьера театра — «Человек из ресторана».

«Лондон Шоу». Фото Елены Касаткиной

Несомненно, что худрук театра Константин Райкин (являющийся также и актером, и ставящим режиссером) находится в постоянном поиске того, чем можно удивить зрителя. Отношение к своей аудитории здесь не снобистское, не элитарное. «Сатирикон» — массовый театр в том смысле, что его руководитель явно согласен с вольтеровским «Все жанры хороши, кроме скучного».

Перед спектаклями, названия которых незнакомы зрителю, звучит вступительное слово Константина Райкина. Может быть, такое вступление кому-то покажется наивным, но в нем видно искреннее желание включить своего зрителя в круг того, что особенно важно и дорого авторам спектакля, снова и снова предложить думать о театре, которым, по мнению Райкина, человек будет спасен от ада.

«Лондон Шоу». Фото Елены Касаткиной

Одной из наиболее ярких премьер последних лет (май 2013 года) стал спектакль «Лондон Шоу» — сценическая версия пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» в постановке Константина Райкина. Из последних премьер здесь, наверное, наиболее очевиден привычный нам лицедейский стиль «Сатирикона».

Элиза Дулитл, а за ней, будто заражаясь ее языком, и другие персонажи говорят на современном сленге — со словечками «хрень», «на фиг», «да блин». И это сразу приближает Элизу к нам. Авторам особенно интересны переходы от культуры к вульгарности, театральность стремительных перепадов от внешних приличий до «обезьяны внутри», скрытой в каждом человеке, — не зря Генри Хиггинс (Артем Осипов) так убедительно жестами и мимикой изображает обезьяну.

«Лондон Шоу». Фото Елены Касаткиной

Елизавета Мартинес Карденас, кажется, не слишком вдохновлена постепенностью превращения своей героини в «герцогиню». Конек Карденас в контрастах, скачках от зверька-обезьянки к девушке-леди. Актриса мастерски умеет чинно пить чай из блюдца и при этом выдать словесный поток про умирающую тетю и «всю эту хрень», спеть арию, а потом скрючиться в блатной песне над гитарой, рассматривать альбом с рисунками, а потом отскочить от своего папаши Альфреда Дулитла, скорчив безобразную гримасу. Ей под стать Артем Осипов. Безалаберность, чудаковатость и мальчишечья невоспитанность его Хиггинса доведены до предела — он с самого начала гораздо больший хам и сумасброд, чем все остальные персонажи вместе взятые. Но его «обезьянка» также имеет амбиции, желание воспитывать, командовать, издеваться над привычками других. И в результате он добавляет перца в гремучий коктейль появления Элизы на публике.

«Лондон Шоу». Фото Елены Касаткиной

Комические «русские горки» превращений из обезьяны в человека (сколько в них оказалось лицедейства!) доведены до апофеоза в роли Альфреда Дулитла, которого играет Денис Суханов. Его герой появляется в чинном доме Хиггинса (декорации Бориса Валуева — два больших двухэтажных книжных шкафа, служащие галереями, письменный стол, кресла, диваны — хорошо бы себя чувствовали в лондонском Вэст-Энде, настолько они консервативны) эдаким доведенным до гротеска бродягой то ли из Диккенса, то ли из современного комикса. У него рваные штаны на подтяжках, дырявые носки, всклокоченная шевелюра, накладное брюшко. Его выход близок появлению одного из дзанни в комедии дель арте — череда лацци сопровождает любые его слова. Он все время чешется и не может остановиться, используя при этом все вещи Хиггинса — от пресс-папье до зонтика, а цветы вянут от его дыхания на глазах у зрителей. И когда Дулитл переходит от обезьяны к человеку, он не перестает быть клоуном: все время маниакально что-то достает из карманов, в которых у него спрятана тысяча предметов личного обихода, — то надувает подушечку («один моментик», успевает несколько раз предупредить он), то вытаскивает три зажигалки, то расчесочку. Зритель с воодушевлением аплодирует обоим появлениям Суханова — его выходы превращаются в отдельное комическое шоу в рамках спектакля.

«Однорукий из Спокана». Фото Елены Касаткиной

«Лондон Шоу» сопровождается своеобразными интермедиями в стиле немого кино под музыку из фильмов Чарли Чаплина. Под тапера, в мерцающем свете и с титрами проходят сцены в Ковент-Гардене, уроки Элизы и прием в посольстве. Это та самая традиция, с которой Райкин соотносит свой спектакль. Здесь же и ностальгический кивок в сторону сценических работ его отца. Смех смехом, но главные герои «Лондон Шоу», как и в чаплиновских фильмах, так и остаются несчастными.

Другой жанр, который интересует Константина Райкина как режиссера, — сказка. Причем не обязательно из стародавних времен. «Однорукий из Спокана» (премьера состоялась 4 октября 2014 года) Макдонаха — это современная сказка, которая в манере «Наивно. Супер» пародирует жанры американского кино — вестерн, боевик, триллер, а также откровенно издевается над американскими требованиями толерантности и морали. Жанровый замес сложный, но подчеркнуть сказочное, притчевое в этой пьесе показалось постановщику самым правильным.

«Однорукий из Спокана». Фото Елены Касаткиной

Райкин и четыре актера (Денис Суханов в главной роли однорукого Кармайкла, Григорий Сиятвинда, Георгий Лежава и Полина Райкина) рассказывают о четырех одиноких людях, одержимых каждый своей абсурдной идеей фикс, в которой перепутались реальность и фантазии. Возможно, эту пьесу можно поставить жестче и страшнее, но Райкину нравится неспешность сказки. В определенный момент ритм срывается и действие по-сумасшедшему несется за неожиданным сюжетом драматурга. Спектакль оставляет простор для актеров, иронизирующих над своими персонажами и заставляющих зрителей смеяться, несмотря на жесткий язык и непривычный визуальный ряд пьесы.

«Однорукий из Спокана», развивающийся в скупо обставленном гостиничном номере, без спецэффектов и монтажа сцен, на два часа с корнями вырывает зрителя из реальной жизни и переносит в выдуманный американский город с воющими собаками, волками и, как в кошмарном сне, несущимися на зрителя поездами. При этом увиденное открывает нам путь к человечности, доведенной до наивности, которая свойственна, по сути, всем героям Макдонаха.

«Все оттенки голубого». Фото Елены Касаткиной

Особый эстетический канон, всегда стремящийся к стилевому микшированию и трудно выразимый иначе, чем определение «бутусовский стиль», вносит в репертуар «Сатирикона» Юрий Бутусов. После нашумевших «Ричарда III» и «Короля Лира» он поставил здесь «Отелло» (премьера — 19 октября 2013 года). Эта трагедия Шекспира, по мнению Бутусова, вскрывает самые темные стороны психики человека. Режиссеру особенно интересны сны, фантазии, кривозеркальные отражения сюжета. Они становятся частью спектакля, превращаясь порой чуть ли не в издевательскую клоунаду, которую с первых минут открыто затевает берущий зрителя в союзники Яго (Тимофей Трибунцев). Вспоминается фильм Кубрика «С широко закрытыми глазами», где герой Тома Круза погружается в мир фантазий об измене жены, сам все больше сваливаясь в бездну.

«Отелло». Фото Екатерины Цветковой

Сатириконовский «Отелло» исследует человеческие отношения так же предельно современно, болезненно, показывая зрителю множащиеся симулякры, которые так легко плодятся в человеке, стоит только чуть-чуть задеть его скрытую ревность. Отелло в исполнении Дениса Суханова — далеко не мавр. Бледный, истонченный, с плавными движениями, герой сам наносит на себя черную краску. Отелло с самого начала садится к зеркалу, будто ожидая от него ответа. А клоунско-скоромошье действо, закрученное Яго, оказывается, на зеркала в первую очередь и рассчитано. Яго физически подливает масла в огонь, с деланной невинностью жаря яичницу и невзначай искажая сознание Отелло, отправляя его в заготовленное для него царство кривых зеркал. Дездемона (Марьяна Спивак) выходит из этого царства. Она то возлежит на покрывалах соблазнительницей Кассио, то является бизнес-вумен, по-деловому убеждающей мужа оказать ей небольшую услугу, то оказывается куклой с широко расставленными руками и заготовленными ответами. Даже сам Отелло начинает «зеркалиться»: возникает то на экранных черно-белых проекциях, то в монологе пушкинского финна, то в своеобразном отражении ревнивого сна, который мог привидеться Яго (танцует обнаженный танец с Бьянкой, играющей красным платком его возлюбленной). Под музыку Фаустаса Латенаса Отелло бродит среди людей, время от времени становящихся клоунами и клоунессами, запутывается в саду экзотических пальм, все время натыкаясь на зеркала (на его пути художник Александр Шишкин постоянно выстраивает эти джунгли ревнивой фантазии). И Отелло снова и снова ловит синюю птицу — Дездемону, но каждая из птиц мертвеет, попавшись ему в руки.

«Все оттенки голубого». Фото Елены Касаткиной

Иногда Бутусов то ли иронизирует, то ли помогает зрителю различить реальность и явь титрами на экране («этого на самом деле не было»), но для чистоты эксперимента мог бы этого и не делать, ведь отгадывать, какая из калейдоскопа Дездемон настоящая, зрителю все интересней. Другое дело, что ответ так и не будет найден, потому что Дездемона не предстанет ангелом в белых одеждах. Она так и останется куклой, «мертвой невестой» с замазанным сажей лицом и всклокоченным черным париком. Это ее умертвение (не убийство), проделанное любящими, аккуратными руками Отелло, пожалуй, еще страшнее, чем удушение (оно бы показалось неестественным и театральным). У Бутусова ирреально зловещее совершается медленно и наглядно. Веселые клоунские физиономии заливает черная жижа, которую уже не оттереть, и остается едкий осадок нашей сопричастности к только что совершенному ритуальному убийству.

Но вот две последние премьеры — «Все оттенки голубого» (29 мая 2015 года) и «Человек из ресторана» (21 октября 2015 года) — спектакли для «Сатирикона» не совсем обычные. Они откликаются на самые больные темы сегодняшней жизни. В них ощущается прямое обращение к современному человеку. И оно должно быть правильно понято — не зря перед спектаклем «Все оттенки голубого» звучит разъяснение Константина Райкина о теме пьесы.

«Все оттенки голубого» — первый опыт обращения театра к современной российской драматургии. Это первая постановка и для автора Владимира Зайцева. Он написал пьесу, как заявлено, «по мотивам реальных событий», прочитав заметку о мальчике, которого пытались лечить от нетрадиционной ориентации. Автор монтирует длинные монологи мальчика, рассказывающие о его колебаниях, размышлениях, первой влюбленности, со сценами из его жизни в семье, школе, больнице.

«Все оттенки голубого». Фото Елены Касаткиной

Когда эта тема звучит не со сцены «Театра. doc», не в рамках читки, а со сцены большого московского театра, спектакль становится поступком. Причем поступком, вызывающим ярость со стороны присвоивших себе право «блюсти мораль». Так, в Петербурге во время гастролей театра спектакль дважды ложно минировали, чем ставили представление на грань срыва. Зритель, однако, в большинстве своем разделяет позицию руководителя «Сатирикона»: какой бы волнующей ни была тема пьесы, речь идет о проблемах, которые выходят за ее рамки. Театру важны эмоциональные токи истории, обнажающей вовсе не сексуальные проблемы героя, а фобии, захватившие современное общество, в том числе ту его часть, которая представлена в зрительном зале.

Начало спектакля — читка с целью включить зрителя в разговор о насущном. Здесь ничего не театрализуется, а просто рассказывается. Актеры сидят на стульях перед зрителями и как бы тоже впервые слышат эту историю. Мальчик (Никита Смольянинов) рассказывает нам о девочке Вике, о встрече с Егором, в которого влюбляется и от которого получает первое наставление, как скрывать свою тайну. В исполнении Смольянинова мальчик похож на маленького взъерошенного ангела с большими, раскрытыми миру глазами. И хотя Егор (Роман Матюнин) предлагает мальчику вести двойную жизнь, тот все же решается на смелый шаг — рассказывает родителям, что он гей.

«Человек из ресторана». Фото Евгения Люлюкина

Вторая часть — сценки из жизни мальчика, которые актеры разыгрывают почти без декораций, только с необходимыми для конкретной сцены предметами (сценография — Дмитрий Разумов). Передумавшие от такой новости разводиться (ведь надо подавать сыну пример любви) мама (Агриппина Стеклова) и папа (Олег Тополянский), а также бабушка (Марина Иванова) изобретают способы «спасения» мальчика. Способы и смешные — поход в музей, чтобы посмотреть на античные женские статуи, а мальчик заглядывается на Аполлона; и не очень — визит к экстрасенсу-бесогону, а также общение со жрицей любви (Марина Дровосекова); и наконец психиатрическая больница. А мальчику во снах видятся его класс, душащий его в дружеских объятиях (отличная визуальная метафора), и разговоры с подругой Викой. Эти сценки сопровождаются звуковыми отбивками из «Лебединого озера», потому что и Чайковский, как узнает мама мальчика, был «из таких», и в балете, оказывается, «таких много».

Третья часть спектакля — трагедия. Действие разворачивается в больнице, куда приходят воображаемые посетители, включая проститутку и школьную учительницу, и где мальчик, скорее всего, умрет еще до прихода родителей.

«Человек из ресторана». Фото Евгения Люлюкина

Проблема постановки в том, что автор (а за ним и режиссер Константин Райкин) подразумевает, что наше собственное зрительское прозрение по поводу ситуации с главным героем будет медленным и болезненным (таким же, как оно было у родителей — утрированно консервативных), поэтому показывает нам попытки вылечить мальчика нарочито подробно, методично, а порой даже скучно. Пьеса постоянно доказывает нам, что люди нетрадиционной ориентации — особые, требующие к себе жалости, сострадания, как, например, люди с физическими проблемами. А она должна, кажется, делать кардинально противоположное — стирать грани между людьми по этому признаку, учить человека видеть мир не в категориях «гей» — «натурал», а совсем иначе.

Новая премьера театра — спектакль «Человек из ресторана», инсценировка по повести Ивана Шмелева в постановке Егора Перегудова, в художественном отношении возвращает театр собственно к поискам в сфере театрального, а не публицистического языка. Однако интерес к человеку иному, теряющемуся в окружающем враждебном мире, тематически роднит «Человека из ресторана» со «Всеми оттенками голубого». Спектакль Перегудова, ученика Сергея Женовача, жанрово определен как «сказ о благородстве жизни», что задает легкий оттенок наставительности: зрителю предстоит чему-то научиться, увидев жизнь правильную, духовную, честную.

«Король Лир». Фото Александра Иванишина

Яков Софроныч Скороходов, которого в свое время сыграл Михаил Чехов в фильме Протазанова «Человек из ресторана» (1927 год), — простой официант в провинциальном ресторанчике. Он не только наблюдает за людьми и их нравами, многое подмечая, но и оказывается вовлечен в то, от чего хотел бы держаться подальше, — в политические события в России (его сына отправляют на поселение за распространение запрещенной литературы), в семейные и финансовые трудности (смерть жены, рождение внебрачного ребенка у дочери). В центре спектакля — сценические монологи героя. Но инсценировка Егора Перегудова искусно включает в художественную ткань «многоголосье жизни», и все, что существует вокруг героя, оказывается втянуто в его непрекращающийся внутренний разговор, в его сказ о самом себе.

Скороходов (его играет Константин Райкин) — наш своеобразный Вергилий по кругам ресторанной и квартирной жизни. Мы, зрители, все видим как бы его глазами, одновременно получая и свою возможность разглядеть ресторанных обитателей и соседей во всех деталях, в мельчайших подробностях. Надо отметить, что костюмы для спектакля сшиты по фотографиям эпохи. Композитор Петр Айду использовал телефонные звонки столетней давности. А правила поведения в ресторане артистам помог освоить педагог по этикету Дмитрий Волков.

Герои сказа получают место в спектакле как бы соразмерно их роли в жизни Скороходова: важнее всех — болезненно ранимый и непримиримо честный сын Коленька (отличный дебют Артура Мухамадиярова) и дочь Наташа (студентка ВШСИ Анна Петрова). Часто приходится ему сталкиваться с жильцом Черепахиным (Александр Гунькин) и с приятелем Кириллом Саверьянычем (Алексей Якубов). Остальные — директор училища и повесившийся жилец Кривой (обоих играет Денис Суханов), ухажер дочери, распорядитель ресторана, музыканты из ресторанного оркестра — остаются эпизодическими лицами, создают человеческий вихрь вокруг Скороходова, в котором тот начинает путаться и теряться.

«Однорукий из Спокана». Фото Елены Касаткиной

Два сценических задника, расположенные под углом друг к другу, работают, как две рейсшины, постепенно надвигаясь на героя, втягивая сцены из его жизни и пряча за собой людей, за которыми Скороходов наблюдает через многочисленные прорези дверей. Это стремительно сужающееся пространство оставляет герою все меньше места, часто физически выталкивая его на авансцену, где последний шаг можно сделать только… в зрительный зал.

Со зрителем Константин Райкин и ведет свой диалог-монолог, делая это с упоением, виртуозно. В каждый момент он обнажает отношение героя к происходящему, страдание, надежду, веру — в сына, в будущее дочери, в то, что все будет, с помощью Бога, хорошо. Все детали жизни ему важны, во всем может оказаться «Божье испытание» — как, например, в найденной после попойки связке купюр аж на 500 рублей. Райкин подробно отыгрывает «взять или не взять». И где бы ни оказывалась спрятанная связка (рубашка, подкладка, ботинок), она начинает прожигать тело Скороходова, и он, как в свое время Ганечка у Достоевского, бросается эти купюры вынимать — только не из камина, а из пожара собственной совести, чтобы в конце концов вернуть пьяному клиенту.

Скороходов то собирается, скукоживается в комочек, то привычно замирает с округлившейся спиной и вытянутым на трех пальцах подносом, а то, наоборот, осмеливается и спину распрямить, сына с дочерью защитить, отпор дать. В глазах Скороходова не всегда стоят невидимые миру слезы — нет, он не хочет быть страдальцем и не видит себя им, — но они выступают, когда стены совсем сближаются, не оставляя пространства даже на глоток воздуха. Но стены опять расходятся, и тогда в глазах Райкина появляются блеск и искринка.

«Отелло». Фото Екатерины Цветковой

В этом спектакле стараются расслышать автора, для которого важны людской калейдоскоп, картины из жизни и на их фоне — незаметный, почти невидимый миру человек. Райкин особенно строг и избирателен в пластическом рисунке. Ему важно подчеркнуть главное: неизменность, стойкость, человечность… Все эти мотивы звучат словно на контрасте с откровенной театральностью, фирменной актерской сочностью «Сатирикона», возникающей вокруг центрального героя и аккомпанирующей главной партии постановки.

У Кривого в исполнении Дениса Суханова постоянно дрожат руки, бегают глаза, дребезжит голос, его лицо и тело передергивает нервный тик, он притягивает к себе внимание, как надоедливое насекомое. Кривой успевает подслушать разговоры в доме и написать на Коленьку донос, а после этого вдруг неожиданно повеситься, оставив на жизни Скороходова странное жирное пятно, которое еще долго не смоется. А директор училища все у того же Суханова похож на прилизанного толстого кролика, гордо выставляющего вперед живот и имеющего характерный неровный прикус зубов. Он глух к просьбам Скороходова и вообще ко всему живому, будучи сродни щедринским губернаторам.

Интересен ярким переходом от обычного молодого человека к сумасшедшему заговаривающемуся ребенку и жилец Черепахин в исполнении Александра Гунькина.

В спектакле еще целый ряд эпизодических персонажей, так или иначе причастных к переживаниям центрального героя. Калейдоскоп персонажей имеет самостоятельную ценность и как будто не требует сюжетной компоновки. События из жизни Скороходова представлены композицией, которая звучит гораздо сильнее и кажется шире сюжетного круга. Спектакль начинается и заканчивается встречей с человеком, торгующим «теплым товаром» (валенками и варежками). Тут скрыта метафора, а вернее, серьезный нравственный посыл. Ведь герой неизменно верен поиску теплого, человечного, правильного, «Божьего».

«Чайка». Фото Екатерины Цветковой

Стремление к разомкнутым композициям, сложным пластичным ритмам, странным метаморфозам создает индивидуальную и очень современную эстетику «Сатирикона». И важно, что мир театра здесь живой, подвижный, эмоционально податливый и чуткий, в нем много профессионального экстра-класса, но нет косности мастерства.

Пассионарность сегодняшнего «Сатирикона» — выражение его стремлений не прирастать к найденной маске, к имиджу. А постоянно доказывать своему зрителю, что театр — это место, где понимают человека и говорят о нем интересно, ярко и всегда по-разному.

Автор: Юлия Савиковская
Апрель 2016 года