Перекресток

Трест, который не лопнул

Интервью с заслуженной артисткой России Наталией Фиссон

Беседовал Александр Платунов

Театральному товариществу «Комик-Трест» исполняется 25 лет. Казалось бы, цифра не слишком велика — молодежный возраст, но, если посмотреть с другой стороны, четверть века существования театра — это уже явление. Сколько в конце 80-х — начале 90-х наплодилось маленьких театров-студий! Но выжили, остались собой, не растворились в театральном потоке лишь единицы. В декабре 2014-го не стало Вадима Фиссона, и сегодня главный вопрос — сохранение театра. Надо искать новую режиссуру, сменилась административная группа, а впереди, в октябре 2016 года, — юбилейные торжества.

О Вадиме Фиссоне, истории «Комик-Треста» и юбилее театра мы говорим с Наталией Фиссон, заслуженной артисткой России.

— Наташа! Совсем простой вопрос: как вы с Вадимом познакомились?

— Я была тогда в студии «Лицедеев» и мы все часто собирались дома у моего сокурсника Вовы Пляцковского. Однажды во время такого сборища я увидела какую-то необыкновенную рукотворную вещь, это была папироса «беломорина» со сделанными из проволочки ножками и ручками, на ней были нарисованы ротик, глазки и она сидела на спичечном коробке! Я сразу увидела ее и сказала: «Что это? Как это классно! Кто это сделал?» Мне говорят: «Это Вадик Фиссон». И я тогда себе сказала: «Какой он, наверное, прикольный, этот Фиссон»…

— Ты раньше о нем даже и не слышала?

— Не слышала ничего. Потом, правда, вспомнила, что, проходя мимо театрального института по Моховой, я видела загадочного героя-юношу с палочкой. Он тогда только отпустил бороду, был в пальто и шляпе, и я про себя думала: «Надо же, какой романтический молодой человек…» Но тогда так ничего и не произошло.

Спустя некоторое время я решила поступать в театральный институт, первый раз не получилось; на второй я решила, что надо как-то серьезно готовиться, и стала обращаться ко всем друзьям: спасите-помогите. И тот самый Вовка Пляцковский говорит мне: «Послушай, у меня есть приятель, он отличный актер, звезда театрального института, но у него сейчас проблемы со здоровьем и он не у дел. Может, попробуете?» И назначили встречу в «Сайгоне». Я как раз была из сайгоновских людей: рок-фестивали, Наташа Пивоварова, Шевчук, с Цоем общались, не близко, конечно. Мы ходили по котельным, тусовались, передавали всякую запретную перепечатанную литературу и так далее. В нашей среде было принято опаздывать на час-полтора, это было само собой разумеющимся. И я к Вадику опоздала на 15 минут, что для меня было практически «пришла заранее», и вдруг этот молодой человек в бороде говорит: «А что-то вы опаздываете?» В этот момент я поняла, что наши ценности расходятся кардинально. Но начала ездить к нему домой заниматься, готовиться, он мне тогда казался очень солидным, взрослым и серьезным, хотя был старше всего на два года. Он позднее, уже в романтический период отношений, сбрил бороду и под ней оказалось такое почти детское лицо… Я, увидев это, выронила все из рук и сказала: «Боже! Ты совсем юный!»

— Отношения из деловых быстро перешли в романтические?

— Это было как-то странно. У нас была серьезная деловая история, потом она начала носить какой-то игриво-романтический характер, но без всего… А потом из деловых и романтических отношения перешли в неделовые и неромантические… На самом деле было очень много пристроек, потому что у нас с ним были полярные взгляды на многие вещи. Он не любил Гребенщикова, вырос на Галиче, Кукине, Окуджаве… а от Цоя и Гребенщикова его просто трясло. Потом он с годами как-то примирился с ними, что-то услышал, а тогда это было абсолютно непримиримо. Я все-таки пришла из вольной сайгоновской тусовки, а Вадим правильный такой — ТЮТ, институт, барды и никаких отклонений.

— И все-таки он успешно подготовил тебя для поступления в театральный институт?

— Да, и потом всегда говорил: «Так как я подготовил Наташу к поступлению в театральный институт, она в благодарность вышла за меня замуж». Он очень смешно пришел просить моей руки у мамы… Мама наготовила в этот день огромное блюдо блинов и начала его угощать. Он от волнения, в ужасе, съел почти все и только на последнем блине, дожевывая, произнес: «Я хочу быстро сказать, что пришел просить руки вашей дочери, иначе у меня желудок разорвет!» Он из всего мог сделать игру, всегда что-то придумывал, записки какие-то писал и развешивал: «Ешь, Наташечка, гречу, а не то изувечу»…

Вадим Фиссон

— А как сам театр появился, как это происходило?

— Когда все это случилось с Вадиком, он оказался без обеих ног и на коляске, в ужасной депрессии. Учиться дальше на курсе Товстоногова он не мог, а я не захотела там оставаться без него. Благодаря замечательному педагогу и прекрасной женщине Ирине Борисовне Малочевской я заканчивала институт на курсе Ефима Михайловича Падве, который, зная, что я некоторое время занималась пластикой и танцем на Бродвее, четко поставил мне задачи: поработать над хореографией в «Вестсайдской истории», сыграть что-то в «Маугли» и сделать какой-то оригинальный номер — «На все это вам десять дней, и вы получаете диплом без проблем!». Если с остальным все было более-менее понятно, то с номером — не очень. Я прибежала домой и говорю: «Вадик! Нужен номер!» Он говорит: «Давай изобретать!» И первый номер со старым официантом, который вошел потом в «Чушь во фраке», как раз был сделан для Падве.

С этого и началось… После я к Вадику то и дело подкатывалась: «Давай сделаем спектакль?» Но он, все еще находящийся в шоке от того, что оказался в инвалидной коляске, сидел дома глухо и ни на какие предложения не откликался. И тут вдруг появляется Алики Усибиани и зовет меня пластику поставить в ее новый спектакль. Я посмотрела на то, что они уже сделали, и говорю: «Алики! Какой спектакль? У тебя здесь конь не валялся вообще! Пластика здесь ничего не спасет — тебе нужен режиссер! Попробуй, уговори Вадика, у меня не получается!» А она девушка и тогда решительная была, пришла и уговорила. Когда мы собрали весь материал, оказалось, что его только на один акт хватает. Мы с Серегой Щербиным, который у нас тогда все время тусовался, за полмесяца наваляли половину «Чуши во фраке». А потом работали над ним по ночам с кучей проблем. И сдали спектакль в «Буффе», «Вариант „Фокстрот“» он назывался, и это была первая режиссерская работа Вадима Ильича Фиссона. Я, девушка продвинутая, пригласила на нашу премьеру кучу народа — Тростянецкого, Малеванную, Фурманова, Кирилла Набутова, Колю Фоменко, Льва Нейлау. Спектакль хорошо приняли и мы стали его играть в «Буффе».

Побыв в театре месяца три, мы поняли, что нам там душно и ничего там не будет, и решили уйти со своим отделением. Забрали Сережу Щербина, договорились и сыграли 19 октября 1991 года «Чушь во фраке» в СТД, а 20-го — в Театре на Литейном. От этих дат мы и отсчитываем начало «Комик-Треста». Хотя название пришло еще раньше: в августе 1991 года, во время путча, мы переделывали «Вариант „Фокстрот“» в «Чушь во фраке». Мы вложили туда все оголтелое желание оторваться от жестокой действительности и попасть в мир грез, фраков, белых манишек, кремовых плащей, элегантного юмора, легкости и необязательности. Когда закончился путч, в Петербурге прошел Конгресс соотечественников. В «Бродячей собаке» был вечер для участников конгресса, там выступали Наташа Пивоварова с «Колибри», другие люди и мы, и нам надо было срочно как-то назваться. А вокруг ходили такие «капиталистические» разговоры: корпорации, холдинги, тресты — так и возникло название «Комик-Трест»…

«Чушь во фраке» мгновенно сделала нас известными — мы проснулись на следующий день после премьеры на Литейном знаменитыми. У спектакля был абсолютно терапевтический эффект — зритель на этот час и десять минут забывал о всех негативах и пил этот спектакль, как шампанское. В тот год мы получили все призы, которые были возможны. Даже приз критики за лучший спектакль года мы получили за этакую безделушку — «Чушь», а Додин одновременно — за «Бесов». Нас приглашали все театры на свои сцены, и мы сразу поехали на гастроли в Польшу… Такое вот было начало!

— Наташа! Теперь, когда Вадима уже больше года нет с нами, когда прошло некоторое время для отстранения и можно посмотреть на «Комик-Трест» как на историю, каким он тебе видится и вспоминается?

— Сейчас, по прошествии какого-то времени, я понимаю, что, находясь с ним рядом, я никогда до конца не осознавала, каким мужественным и сильным человеком он был. Он настолько это не афишировал, был настолько ироничен, настолько адекватно воспринимал себя, его дар — безумный юмор — спасал его во многих сложных ситуациях. Но где-то он был незащищен как ребенок, он был настоящий ребенок. Он плакал, когда нам в Эдинбурге не дали главный приз, у него, как у ребенка, потекли слезы.

Мало кто из режиссеров умеет работать с клоунами: на клоунов нельзя надеть концепцию, она не надевается. Ты можешь только из их личностей, данностей, их персонажей вырастить сценическую историю, и это очень редкий дар, который был у Вадика. И еще потрясающее трудолюбие — он, по сути, изучил двести профессий. Он действительно был светохудожником, малыми средствами он делал гениальный свет, а это визуальный театр — картинка решает все. Он изучил компьютер и постпродакшн, делал видео для спектаклей и компьютерную графику, сам сделал наш сайт, в тот год разделивший первый приз за лучший сайт с сайтом Мариинского театра, над которым трудился целый институт. А Вадик все сделал своими руками. Трудно представить, что человек мог столько всего изучить и тут же вставить в театральное дело. Он как будто на протяжении всей жизни учился жить по-новому.

Когда он потерял первую ногу и сказал себе, что актером ему не быть (а это небо упало — рухнуло все, к чему он шел с детства), он находил в себе силы стебаться, писать смешные стихи, устраивать розыгрыши, приколы, находил в себе силы творить и играть с жизнью… Он пошел в студклуб Текстильного института и сделал там, между прочим, спектакль «Последнее Дело Сатаны» по «Мастеру и Маргарите»! Потом поступил в универ на психологический факультет, откуда, правда, сбежал через месяц. Затем он поступает на курс Товстоногова. Представляете, какие там сомнения были? Его и не сразу взяли, только на допнаборе — зачем инвалид на курсе?

И Вадику всю жизнь пришлось это преодолевать — и до, и после института, и почти всегда!!! И много раз начинать почти с начала! Когда из «Комик-Треста» ушел Щербин, мы оказались в Германии в самом по тем временам дорогом шоу Европы «Помп Дак и Циркумстенс», где Вадику пришлось доказывать право быть равным среди мировых режиссеров. А по возвращении — доказывать право на высказывание о той стране, в которую мы вернулись: появился «Сэконд Хэнд» и нас обвинили в прозападничестве, со скандалом в прессе. Это потом уже хвалебные статьи пошли… И другие спектакли, где Вадик раскрывался все больше как режиссер с многослойными смыслами своих странных и внешне наивных спектаклей. Он смотрел на мир на уровне взгляда девятилетнего ребенка (это когда ты в инвалидном кресле) и всегда знал, что у него особый взгляд на вещи. Ироничный, веселый, и все же философский и глубокий.

На наших спектаклях зрители смеются и плачут практически как маленькие дети — очень быстро переключаясь. А уходят — задумавшись, и возвращаются снова и снова… Спектакли Вадика актуальны до сих пор. Каждое поколение влюбляется навсегда в тот спектакль, который увиден первым, и многие уже ведут своих детей и внуков… Многие наши спектакли объездили полмира, и в каждой стране зритель открывал свой смысл.

— И последний вопрос: как же готовится отметить свое 25-летие «Комик-Трест»?

— Мы на свои 25 лет хотим представить молодых — тех, кто идет этой «скользкой дорожкой», встал на трудную тропу странных чудаковатых жанров, таких, как мы, этаких Чебурашек среди апельсинов. Наш город был славен и уникален в том числе и странными театрами: Полунин с «Лицедеями», «ТерраМобиле», «Дерево», «Формальный театр», «До-театр», «Фарсы», АХЕ, «Королевский Жираф» и еще многие другие — могу долго перечислять. Это были яркие коллективы со своим неповторимым, самобытным, индивидуальным почерком, стилем, лицом. А что сейчас? Сколько их убыло из страны или просто исчезло с театральной карты города… И где эти новые имена — следующие поколения? А им гораздо сложнее пробиваться. Пример тому — Театр «Человек», который так ярко, эффектно появился и так быстро исчез.

«Белая история»

Мы хотим показать городу и стране, что герои есть — театры пластического направления (не обязательно в клоунаде, но и в романтическом, или готикообразном стиле, или в каком другом) есть! И они разные и потрясающе интересные. И мы объявляем фестиваль «Чудофрения-2016» в рамках нашего 25-летия, где покажем как начинающих, так и мировых звезд (таких как Нола Рей и Лео Басси). Надеемся, в дальнейшем этот фестиваль станет регулярным и даст дорогу молодым.

В этом году мы продолжим благотворительный проект Вадима Фиссона «Театр — доступная среда», который существует уже девять лет. Это погружение в театр самых социально незащищенных групп населения. Для них и премьера нового спектакля «Комик-Треста» «БигБенШоу», и мастер-классы, и участие в театральных акциях. Чтобы эти люди проходили социальную адаптацию и могли чувствовать себя полноценными горожанами, жителями Петербурга, чтобы праздник и театр соединили их с нами.

***

А от себя лишь добавим, что театр «Комик-Трест» будет рад любой помощи в организации юбилея — точно не пожалеете!