Парадная площадь

ВНИМАНИЕ! «МУХА-Ц» В ТЕАТРАЛЬНОМ ГОРОДЕ

Интервью с художником Ольгой Филипповой

Беседовала Анна Константинова

Не так давно в нашем городе появился новый театр — новость, по нынешним временам, довольно обыденная. К тому же Ольга Филиппова со своим спектаклем «Муха Ц» и заявила-то о себе не в театральном формате, а на выставке авторской куклы в залах Союза художников. Так что среди публики, возжелавшей увидеть нечто любопытное в «черном кабинете» для десяти зрителей мне довелось оказаться лишь случайно. По «наводке» друзей, участников выставки, проникнув за флизелиновый полог, я была неожиданно очарована зрелищем миниатюрных, декоративно обаятельных и трепетно комичных персонажей. За двадцать минут они разыграли известнейший сюжет очень по-своему, в неожиданно остроумных при кажущейся простоте приемах, в ясной драматургической логике и тщательно выверенной эстетике. Это было весьма занимательно для публики и в некотором роде поразительно для специалиста: кукольные герои двигались по «вертепному принципу», по прорезям… только в вертикальной плоскости ширмы, а не в «полу» вертепного домика. Какое-то совсем новое пространство, с новыми непривычными пластическими законами открывалось в коротеньком спектакле! Когда представление закончилось, из-за ширмы вышла большеглазая женщина с короткой стрижкой — художник, режиссер и исполнитель в одном лице.

Спустя некоторое время спектакль попал в поле зрения экспертов «Золотой маски», получил лауреатский диплом фестиваля «Рождественский парад». И, хотя прокатная судьба «Мухи» складывается не слишком триумфально (такой вот мини-формат, который в Москве давно открыла и успешно эксплуатирует театр «Тень», да и на фестивалях частенько встречаются спектакли для двоих, троих или даже одного зрителя), появление на «кукольном горизонте» нового, очевидно оригинального явления, невозможно не признать. И, конечно же, «Театр ОФ» возник не из ниоткуда, как выяснилось в нашей беседе с Ольгой Филипповой.

Ольга Филиппова: Я после школы поступила в медицинское училище, была у меня такая дилемма: стать художником или врачом? Но однажды, просто гуляя, я увидела объявление: «Набираем взрослых в художественную студию». И поэтому все-таки стала художником.

Анна Константинова: Что же это была за студия?

А это была очень необычная студия. Когда-то в 1980е в Ленинграде собралась такая группа «Эрмитаж», ее основал по собственному методу Григорий Яковлевич Длугач. Когда-то он учился у Петрова-Водкина, а потом, копируя работы старых мастеров в Эрмитаже создал неофициальную «эрмитажную школу». Вот его ученики и набрали ту студию, куда я пришла по объявлению: Марк Тумин, Сергей Даниэль, Юрий Гусев…

Все они преподавали в официальных учебных заведениях, но захотели обучать и всех желающих. Люди приходили, показывали свои рисунки, или просто рассказывали, что они хотят рисовать. Это был 1992-й год. Мы занимались копированием старых мастеров, рисовали натюрморты — причем каждый делал что-то свое, к каждому был индивидуальный подход, и я в эту атмосферу полностью погрузилась. Училась видеть, напитывалась всем, что говорили эти художники.

Потом в эту студию пришел Александр Михайлович Даниэль, и как-то он мне сказал: «Оля, вообще-то вам нужно поступать в театральный. И обязательно на постановочный. Это ваше». Это был уже 1996-й год, в студии я проучилась уже четыре года и вообще-то хотела на отделение костюма. Но все-таки поступила на курс Марка Александровича Смирнова.

Студенческие годы дались мне тяжело. В том плане, что я не чувствовала контакта с мастером. Студийные учителя совсем иначе с нами работали, а здесь мастер не признавал моих учителей. И поэтому было очень сложно добиваться взаимопонимания, все время казалось, что это — не мое.

Это серьезное испытание на прочность намерения…

Да, но почему-то Марк Александрович видел во мне что-то. Например, на первом курсе у нас была тема «Мастерская художника» — и я сделала работу по Андрею Тарковскому. И когда показала свою работу, мастер сказал: «Ты доказала, что правильно выбрала профессию». И, хотя потом у нас с ним было еще много недопонимания, он меня удержал.. И поэтому дал очень много.

А макет у нас преподавал Алексей Васильевич Сологуб, человек безумно требовательный! Никаких поблажек, просто монстр! Принесешь ему сделанный «один к двадцати» рояль, вроде бы все отлично склеено — а он на этот рояль нажмет и так, и этак… Если ножка отвалится — все, работу не принимает, иди переделывай. Он довел нас до третьего курса и умер. Пришел его ученик — и это, конечно, было уже совсем не то. А тема макета до сих пор для меня очень важна. Сологуб дал нам мастерство рукотворное и представление о технологи, чертежах и прочем.

И это очень видно в ваших спектаклях. А что же насчет театрального костюма, о котором вы когда-то мечтали?

Костюм нам преподавала Ирина Геннадьевна Чередникова — и с ней сложились очень теплые отношения. Мне кажется, мы с ней очень хорошо понимали и чувствовали друг друга. И потом, когда после института я переехала в Москву и попала в театр Анатолия Васильева, то работала именно с костюмами. Правда, не поставила там ни одного спектакля, но зато много смотрела Васильева — и это было мне очень близко.

Там я и стала придумывать что-то, что можно было бы сделать руками. Для себя, не для театра… С живописью у меня как-то не сложилось, а вот связать макет с картиной, через интерьер, через театр… И я стала делать такие композиции: брала какой-нибудь реально существующий интерьер (барокко или рококо), стилизовала и делала внутри него какую-нибудь сценку. Было у меня несколько таких…

Инсталляций?

Что-то вроде. Скорее даже настенное панно. Объемное. С этими работами я участвовала в выставках и начала интересоваться кукольной миниатюрой. А именно — тем, что делается в теме кукольного дома. Она очень развита на Западе, особенно в Америке. Это целая индустрия: люди покупают сначала дом, потом постепенно обставляют его. Мне это было интересно, но все-таки сводилось к чисто ремесленному подходу, бытовому: дом и мебель.

Без действенной составляющей?

Да, а хотелось это как-то оживить. Среди уже имеющихся форм я ничего не нашла подходящего и решила придумывать свое.

А хотелось театрального чего-то?

Да, какой-то игры, какой-то жизни… И я стала делать световые объекты, вроде люстр с какой-то игрой фактурами, фигурками, которые оттуда выглядывают. Муж научил меня паять — и все эти резисторы, светодиоды я по его схеме свободно сооружала: три, шесть, девять лампочек… Эти объекты я тоже выставляла не раз.

А потом познакомилась с одной американкой, которая тоже занимается авторскими куклами. Это было очень интересно — соединить наши работы, и мы сделали общую выставку: ее куколок поселили в мои интерьеры. Потом меня нашел один человек, который в Чехии купил небольшой исторический замок.

Небольшой?

Да, небольшой, но настоящий замок. И он там хотел сделать музей миниатюры. Идея была такова: взять фрагмент интерьера с картины старых мастеров (Вермеера, например) и сделать его объемным в масштабе «один к двенадцати». Мне это страшно понравилось, я напридумывала там всякого — это ведь такая возможность проникнуть в то, что хотел сказать художник много лет назад! Сделала четыре таких «рум-бокса»: «Любовное письмо» Я. Вермеера, «Семейный портрет в интерьере» П. Я. Эллинга, «Комната в голландском доме» и «Портрет четы Арнольфини» Я. Ван Эйка. В зеркало с картины Вермеера поставила камеру-обскура, и получилось так, что зритель видит в зеркале эту камеру, которая смотрит на зрителя. И вдруг поняла, что больше не могу, выложилась полностью — так честно и призналась заказчику. Наверное, я его подвела. Ведь были сделаны только интерьеры, а нужно было еще населить их фигурами… Даже не знаю: нашелся ли кто-то, чтобы закончить работу? А я уехала. И после этого проекта уже точно поняла, чего я хочу: оживлять пространство. Начала просто зарисовывать свои мысли о том, как связать картину и театр.

Хотя из Школы драматического искусства я ушла, потому что оттуда ушел Васильев, но меня уже знали. Приглашали сотрудничать с театрами, с детскими студиями, в основном по костюму. Постоянно устраиваться в какой-то театр я не хотела, потому что не была уверена, что смогу найти своего режиссера. Есть несколько человек, с которыми у меня есть взаимопонимание, и я до сих пор с ними сотрудничаю.

Теперь понятно, почему появилась в вашем творчестве такая вот форма кукольного представления: оригинальная, камерная, в чем-то даже интимная. И даже выбор сюжета, с его вниманием к жизни очень маленьких хрупких существ, наверное, этим продиктован?

Я искала свой пластический язык в плоскости картины, где должна появиться какая-то жизнь. Я мыслила все-таки не сценой, а плоскостью. И очень быстро сделала такую композицию на тему «Кармен» — увидела ее через жизнь насекомых, бабочек. Там был маленький оркестр и большая голова быка с открытой пастью, через которую можно было показать фигурки героев.

А «Муху Ц» рисовала-придумывала, и никак не могла понять: откуда пойти? И однажды на даче я нашла доски, которые там лежали еще с 60-х годов — увидела их фактуру и просто обомлела! Я вытащила все, что там было, помыла щеткой, высушила. Это был штакетник, бывший забор, который был уже несколько раз покрашен и перекрашен. Я разложила эти доски, нарисовала на них окошечки (прямо увидела, что насекомые их сами прогрызли, чтобы поселиться за досками). Мне уже не терпелось, я взяла пилу и как-то кривенько сама их выпилила, закрепила доски реечками и гвоздиками — и давай поскорее делать всех героев, лепить их! Ведь из окошечек должна выйти целая толпа мухиных гостей, насекомых нужно было много. Потом дома муж всю эту мою конструкцию закрепил. Получилась ширма с окошечками, цвета «кобальт зеленый» — для меня это, конечно, цвет Эрмитажа.

Барочная нотка…

Да, эрмитажная крыша, и чтобы в окошечках свет… Не сразу, но нашла музыку: Брегович, Шнитке, Мусоргский. Потом надо было придумать, как насекомые будут двигаться. Есть только окошечки и прорези — такой минимализм, который не дает много возможностей.

Мне кажется, что вам удалось внести максимальное разнообразие. И потенциал еще не исчерпан. Есть же вертеп, где тоже куклы двигаются по прорезям и у них зачастую вообще никаких механических функций… А у вас эта плоскость поставлена вертикально и пространство так неожиданно интересно трансформировалось!

Да, хотелось, чтобы через движение и музыку развивалась история. Изобрести какой-то свой язык, не актерский, но действенный.

Интересно, как вы развиваете такой, вроде бы ограниченный в возможностях прием. Вы играете с масштабами, с ритмом, в истории про Красную шапочку в центре ширмы появилась дверца… Как вы думаете: не надоест ли эта история, как тот чешский проект?

После «Мухи» я не знала, что еще можно сделать в этом духе, в этом пространстве. Я даже переключилась на другие свои незавершенные работы. Но сделать что-то еще с этим «забором» хотелось. Тема не отпускала.

Тема очень интересная, может быть даже уникальная… Хорошо известен московский театр «Тень», который давно разрабатывает формат спектаклей для одного человека, для двух… А у нас в городе такого пока не было. И мне кажется, что у такого «хронометража» есть будущее. Так же, как и у вашего необычного постановочного стиля.

На самом деле я уже обдумывала вариант: доски можно поставить вертикально, и тогда движение будет совсем другим. «Золушка» у меня какая-то кружится в голове, где наверху дворец и бал, а внизу — она, бедненькая…

С печкой, метлой и мышами…

В общем, идеи у меня еще есть.

И мы все очень надеемся, что театр «ОФ» не останется театром одного спектакля, и в городской театральной жизни займет свое место. С прокатом, наверное, сложно?

Конечно. Ведь пока нет репертуара, и я все делаю одна. Никого не подпускаю. И без оппонента очень трудно.

А в идеале, каким вы видите свой театр? В самых безумных мечтах.

В идеале это мастерская. В центре города. Чтобы были единомышленники, которым было бы интересно работать по моим эскизам. Чтобы было место с хорошим освещением, где постоянно размещались бы мои объекты. Чтобы была в этом какая-то игра, какие-то трюки, чтобы какие-нибудь персонажи могли выпрыгивать или вылетать неожиданно…

Хочется не останавливаться на том, что уже есть — но и сохранять свой язык. И, конечно, чтобы были зрители, которым мои работы интересны.