Проспект премьер
Наш «Король Лир» — это «кровавая клоунада»
В середине декабря в НДТ состоялась премьера долгожданного спектакля «Король Лир». Позади, в общей сложности, более четырех лет репетиций. Это первое обращение Льва Эренбурга к Шекспиру, было интересно узнать об особенностях работы над таким текстом и планах на будущее.
О.К. Что было для Вас новым при работе с текстом Шекспира?
Л.Э. В Шекспире сложнее сводить концы с концами. Великий и талантливый Шекспир пишет эпизод, как мне кажется, не заботясь о его стыковке с другими эпизодами. Собрать «руки», «ноги», «туловище» и «голову» в единую сюжетную, смысловую и логическую историю было непросто.
О.К. Насколько в процессе репетиций изменился первоначальный замысел?
Л.Э. Не вижу смысла говорить о замысле. Замысел — это чувственное предощущение спектакля и оно принципиально изменилось. А решение спектакля, как говорил Г.А Товстоногов, – это то, что можно украсть.
О.К. Менялось ли ощущение жанра?
Л.Э. Конечно. От отсутствия ощущения жанра до присутствия ощущения жанра.
О.К. Как бы Вы его определили?
Л.Э. Если давать рабочее определение, то я бы сказал, что наш «Король Лир» — это «кровавая клоунада».
О.К. Важна ли для Вас в «Короле Лире» тема власти?
Л.Э. Нет. Это просто природа человека. То, что он король – это отягчающее обстоятельство.
О.К. Но у меня есть ощущение, что ваш спектакль очень созвучен эпохе Шекспира.
Л.Э. Я так не думаю. Это современная история.
О.К. Я увидела в нем площадной театр. Думали об этом?
Л.Э. Нет. Цели такой никогда не было. Вам виднее.
О.К. В спектакле есть многофигурная сценография с бутафорскими куклами. Это «диктовал» Шекспир, было идеей сценографа или режиссерским замыслом?
Л.Э. Это общее решение, возникшее из ощущения мира, в который эта история погружена. Когда мы говорим «мир Шекспира», мы подозреваем, что это наше ощущение его мира. Текст – это всегда первоисточник, важно каким концом и каким краем он в нас попадает.
О.К. Как получилось, что роль Корделии в очередь играют две актрисы (Мария Семенова, Вера Тран)?
Л.Э. Так уже было в «Иванове», в «Трех сестрах», в «Ю». Но я это не люблю. Это необходимость. Спектакли делаются долго и, по возможности, все должны быть заняты. Для меня невозможно, чтобы у кого-то из актеров были годы простоя.
О.К. Есть ли в таких случаях у актрис возможность создавать некоторые индивидуальные черты роли?
Л.Э. Направление, конечно, одно, но я стараюсь давать возможность актрисам играть немного по-своему.
О.К. В вашем спектакле Лира играет актер средних лет, насколько для вас важен возраст в этой истории?
Л.Э. Возраст – это одно из очень важных обстоятельств, данных Шекспиром. Непременно нужна мотивация того, почему Лир раздает царство. Я понимаю, у Шекспира ему восемьдесят, и он дряхлеет, как я думаю. И во имя спасения дочерей и государства, что немаловажно, он вынужден, он ощущает необходимость раздела во имя сохранения жизни потомства и во имя сохранения государства. В наших условиях, в нашей системе координат мы лишены возможности взять восьмидесятилетнего артиста, да это и невозможно сыграть в таком возрасте. Потому что, как это часто бывает у Шекспира, здесь есть некий стык, противоречие. Как в истории с Джульеттой: ей тринадцать, а мозги у нее пятидесятилетней. Так и Лир. Он с одной стороны, должен быть очень мощным, а с другой стороны – дряхлеющим. Но ведь обстоятельство под названием дряхлость может быть выражено и в какой-то иной немощи, в физической или интеллектуальной.
О.К. Расскажите об артисте, который играет у вас короля Лира.
Л.Э. Ну, артист красивый.
О.К. У вас есть ощущение, что спектакль сложился?
Л.Э. Безусловно. Я думаю, что нормальный срок для выпуска спектаклей – шесть месяцев. Так я ставил на стороне, когда понимал, что у меня репетиции каждый день. И даже по две репетиционных точки. Во МХАТе оба спектакля я поставил за полгода, причем прерываясь на мотание из Ленинграда в Москву и обратно. Сейчас сроки для постановки спектакля во всем мире — до двух месяцев. Это ужасно. Это халтура. Если не брать случай, когда все суперпрофессионалы. Но и тогда нужно хотя бы три месяца и работать в невероятном цейтноте. Роль должна полежать в артисте. А спектакль должен полежать в режиссере.
О.К. Спектакль еще будет меняться?
Л.Э. Да, спектакль будет меняться. Темпо-ритмически может даже сильно меняться. Вряд ли что-то добавится, но какие-то сцены могут убраться. Вторая половина второго акта будет пролетать как пуля. В чем-то «Король Лир» похож на другой наш спектакль – поставленный в 2004 году «На дне». Я думаю, что это спектакли, которые создаются «на вырост».
О.К. Ваши актеры много иронизировали на тему затянувшегося процесса репетиций «Лира». Почему Вам понадобилось больше четырех лет?
Л.Э. Болтать, что надо быстрее – это одна история. А обеспечить явку на репетиции – другая. Тут все непросто. К тому же за время так называемой подготовки «Лира» были выпущены два спектакля. И не маленькие – «Вишневый сад» и «Братья Карамазовы».
О.К. Возможно, затянувшийся процесс репетиций связан с тем, что Ваши студенты требуют много внимания?
Л.Э. Наоборот, теперь мои студенты растут рядом, за стеной. Это раньше я уезжал на постановки спектаклей в другие города. Возможно, у меня стало меньше энергии, но зато появилось больше опыта.
О.К. Вы же строгий режиссер, артисты должны вас бояться.
Л.Э. Они меня не боятся. У демократии есть плюсы и есть издержки. В этой системе имеют вес и наши, уже практически семейные, отношения.
О.К. Какой будет следующая постановка театра?
Л.Э. Думаю, что я утвержу со студентами-режиссерами одноактовки, в которых будут играть наши актеры. А я буду это курировать. Сейчас они на 3 курсе и у них будет полтора года на выпуск своей работы. Из 19 набранных человек осталось 9, шанс поставить свою одноактовку есть у каждого из них. Они могут предложить любой материал, но утверждать его буду я. Надеюсь, что это соберется в репертуарную историю. Я не могу позволить, чтобы актеры участвовали в этом без надежды на серьезный результат.
О.К. Кто-то из сегодняшних Ваших студентов имеет шанс остаться в НДТ?
Л.Э. Может быть. Я бы хотел.
О.К. Вы знаете, как угадать в студенте режиссера?
Л.Э. Мы в приметы не верим, но они есть. Примет много, но гарантии нет. Предугадать художественного лидера задача неблагодарная. Если про актеров хоть что-то понятно, то про режиссеров не понятно вообще ничего. Это лотерея.
О.К. Вы добавили что-то свое к системе, которой обучаете студентов?
Л.Э. Нет. Если учишь ремеслу, то все равно учишь методологии. Методология реализуется через того, кто ее дает, и в результате возникает индивидуальный отпечаток. Но это всего лишь отпечаток. Сама методология – от Станиславского. Станиславского я получил от Товстоногова и от Кацмана, и мне этого хватает. Добавлять мы можем только в эстетике, в стилистике. А в методологии уже все изобретено.
О.К. Вам нравится, когда ваши ученики режиссеры перенимают вашу стилистику?
Л.Э. Нет, мою стилистику не надо перенимать. Они должны иметь свою «рожицу», но методологию, метод действенного анализа, они должны знать. Это и анализ текста, и работа с актером, и прочее.
О.К. В вашем театре главный режиссер или актер?
Л.Э. Конечно, актер.
О.К. А место автора?
Л.Э. Это единственная отправная, исходная точка.
О.К. А как Вы определяете границу интерпретации текста автора?
Л.Э. Я каждый раз определяю эту границу на чувственном уровне.
О.К. У Вас есть планы на свой новый спектакль?
Л.Э. Нет, Шекспир все забрал. Так всегда бывает. Разные периоды, но всегда есть перерыв между большими работами. Одноактовки, в каком-то смысле, будут моими. Это конец 2020 года.